«Ревность» и другие истории. Ю Несбё
з («Ничего, если я опущу шторку?»). А так как для ног места больше, можно, никак не взаимодействуя, пройти мимо соседа в туалет, достать вещи с багажной полки и так далее; как правило, можно полностью друг друга игнорировать, даже если путешествие длится полдня.
Твое выражение лица я определил как легкое недоумение по поводу того, что я нарушил правило бизнес-класса номер один. Что-то в твоем непринужденно-элегантном костюме – я бы не сказал, что цвета брюк и свитера сочетались, но, полагаю, все зависит от надевшего их человека, – сообщило мне, что экономклассом ты летала давно. Если вообще летала. И тем не менее ты плакала – так разве не ты нарушила установленную границу? С другой стороны, плакала ты, отвернувшись от меня, и ясно давала понять, что не хочешь ничем делиться с другими пассажирами.
Что ж, если бы я воздержался от утешения, это уже была бы чуть ли не черствость – я мог лишь надеяться, что ты мою дилемму поймешь.
Лицо у тебя бледное и заплаканное – и все-таки удивительно красивое, как у эльфа. Или, возможно, красивой ты стала потому, что побледнела и плакала? Всегда питал слабость к хрупкости и беззащитности. Я протянул тебе салфетку, которую стюардесса положила до взлета под наши стаканы с водой.
– Спасибо, – сказала ты, выдавив улыбку, взяла салфетку и промокнула под глазом растекшийся макияж. – Но это вряд ли.
Ты снова отвернулась к окну, прислонилась к стеклу, как будто прячась, и тело вновь затряслось от рыданий. Что – вряд ли? Вряд ли знаю, каково тебе? Я в любом случае свое дело сделал и теперь, естественно, оставлю тебя в покое. Я бы посмотрел полфильма, а потом попытался поспать, хоть и мог рассчитывать максимум на час сна. Мне редко удается заснуть в самолете – причем не важно, сколько длится полет, – и особенно когда я знаю, что поспать надо. Я пробуду в Лондоне всего шесть часов, потом полечу обратно в Нью-Йорк.
Табло «Пристегните ремни» погасло, и подошедшая стюардесса налила воды в пустые стаканы, стоявшие между нами на широком, массивном подлокотнике. Перед взлетом капитан сообщил, что сегодня ночью перелет из Нью-Йорка в Лондон займет пять часов десять минут. Рядом с нами кто-то уже опустил спинку и укрылся одеялом, а кто-то уткнулся в экран и ждал, когда принесут еду. Стюардесса еще до взлета разносила меню, но и я, и моя соседка отказались. К моей радости, я нашел себе фильм в категории «классика» – «Незнакомцы в поезде» – и уже надевал наушники, когда услышал твой голос.
– Это все муж.
Я повернулся к тебе, держа наушники в руках.
Вокруг глаз у тебя размазалась тушь, напоминая театральный грим.
– Он мне с моей лучшей подругой изменяет.
Не знаю, расслышала ли ты слова о том, что странно все еще называть этого человека лучшей подругой, но у меня, скажем так, и в мыслях не было тебя поправлять.
– Извини, – сказал я, – не хотел вмешиваться…
– Не извиняйся – хорошо, когда людям не все равно. Таких очень мало. Мы же до смерти боимся любых огорчений и тоски.
– Тут ты права, – согласился я, не зная, убирать наушники или нет.
– Думаю, они прямо сейчас трахаются, – всхлипнула ты. – Роберт всегда секса хочет. И Мелисса тоже. В эту самую минуту они на моих шелковых простынях…
Мой мозг автоматически нарисовал картинку: супружеская пара, обоим за тридцать, он зарабатывает, и зарабатывает много, а ты выбираешь постельное белье. Наш мозг – специалист по стереотипам. И иногда он ошибается. А иногда оказывается прав.
– Наверно, ужасное чувство, – сказал я без излишне драматических интонаций в голосе.
– Я умереть хочу, – призналась ты. – Так что насчет самолета ты ошибся. Надеюсь, он рухнет.
– Но ведь впереди еще куча дел ждет, – возразил я, нацепив обеспокоенное выражение лица.
Какое-то мгновение ты просто на меня смотрела. Видимо, дурацкая вышла шутка: время для нее уж точно выбрано неудачно, да и, учитывая ситуацию, нагловато получилось. Ты ведь сказала, что умереть хочешь, а кроме того, назвала подходящий мотив. Шутка могла показаться неподобающей и грубоватой – или спасительной возможностью отвлечься от не подлежащей обсуждению тоски. Comic relief[1] – вот как это называется; во всяком случае, когда прием срабатывает. И все же я пожалел о своих словах – да, даже дышать перестал. Потом ты улыбнулась. Улыбка в ту же секунду исчезла, как рябь с лужи, но я снова задышал.
– Не переживай, – тихо сказала ты. – Умру только я.
Я непонимающе на тебя смотрел, но ты избегала моего взгляда и косилась в сторону, на салон.
– Там во втором ряду младенец, – заметила ты. – Младенец в бизнес-классе, и он, возможно, всю ночь проплачет – что ты на это скажешь?
– А что тут говорить?
– Что родителям стоило бы понять: люди заплатили больше за то, чтобы здесь сидеть, потому что им надо поспать, а может быть, завтра утром им ехать на встречу или на работу.
– М-да. Пока авиакомпании пускают младенцев в бизнес-класс, остальное на совести родителей.
– Тогда надо авиакомпании
Разрядка смехом