Ритмы созерцания. Илья Бирюков
арения,
Он подплывет – дракон, неуловим.
Он обогнет своим беззвучным пением
Мой скудный ум; не оторвать ушей.
Пучину подсознания волнением
Своим качнет – колышется в душе
Таинственный огонь, огонь везде уже.
Да, призрак, чую я твое дыхание,
И показалось, я – что это он,
Но он нырнет под воду ожидания
И притаится среди мутных волн.
А я прочту написанные строфы,
Что диктовал тот вдохновленный дух,
И в бездну тьмы я вглядываюсь снова,
Но гладь чиста. Огонь давно потух.
ИЗ КОМЫ
Сознание восстало из небытия,
Очнувшееся тело болью напоя,
И в памяти легла вопросов толчея.
Да связаны конечности.
Тонометры больных фиксируют сердца —
Зелёные колы, пугливая черта.
За той живой чертой – немая пустота.
Ночная тишина вокруг.
И то, что было «я» – причудливый прибор,
Катетер, трубки, зонд – спасательный декор.
Смерть отошла к стене, отсрочен приговор.
Но жажда мучит.
СОВЕРШЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК
Совершенный человек померещился мне,
Он во всём увидит суть и рождён в глубине,
Правду ждёт без разноцветных очков.
Если в мире нет тепла, он не ищет богов,
Он не греется у жерла астральных миров,
В своём сердце он огонь разведёт.
Он давно уже не верит в тот разум толпы,
Но царей не призывает и не сходит с тропы.
Тот свободу ценит, кто к ней готов.
Он творит свою мораль, независимый путь,
Но людей не отвергает, не боится ничуть,
И одиночество не в тягость ему.
Не бежит от всех желаний он жалкой земли,
Его дух не обмелеет – это море вдали.
Тот спокоен, кто несёт в себе мир.
Стать героем может он невзначай, без наград,
От других не требуя встать в отважный свой ряд,
Знает: каждому даётся своё.
Он чувствительный прибор для свободы, добра,
Знает, где необходимость, где менять всё пора.
Видит ложь, его нельзя обмануть.
Разум – помощь, только в сердце есть путь.
Совершенный человек померещился мне…
У ПОГРЕБАЛЬНОГО ОГНЯ ЛЮБВИ
Он долго смотрел:
Что там, за стеной?
Там прошлого дух,
Здесь – время разрух.
Она где-то там…
Почти что нигде,
И он вспоминал,
Он долго молчал.
Там – пальцы её
Дрожали, любя,
Здесь – боль пустоты
Да пепел мечты.
А в облаке скорбь.
Багряный рассвет
Сосёт его кровь,
Отпустит – и вновь…
Закрыл он окно,
Чтоб не дуло весной,
Там воздух больной,
Там воздух чужой.
Вокруг тишина,
Тоже давит на грудь,
И трудно дышать,
Но страшно отдать…
Он завтрак принёс,
Жуёт, с тошнотой,
Без воли в глазах,
Нет силы в руках.
Он вышел за дверь,
И всё как всегда,
Но утро скулит
Да память знобит.
МАЙ
Снег весенний в садах опустился – то вишня цветет белокуро,
Вот и в каждом дворе нарядилась цветная сирень,
Май вдохнул в это лето тепло, наслаждаясь своей режиссурой,
Мы шагаем по лестнице-бездне – другая ступень.
Я иду по дороге один, как всегда, и в лучах предзакатных,
Я не вижу ни смерти, ни боли, ни даже тоски,
Голубые глаза-небеса побледнели давно, улыбаясь приятно,
Возрождают умершую юность те сочного духа глотки.
ЖИЛА КОШКА
Будний день. Летний полдень тянулся,
Жёлтый карлик смеялся вверху,
Городок в тёплый свет окунулся,
И поэт