Немая и Туз. Милана Шторм
кровь… все осталось.
Алые капли падают на камень и разбиваются на десятки брызг. Слышится тихий стон и странный звук: как будто крысиные лапки перебирают по карнизу.
– Нет… пожалуйста… – Стон переходит в шепот. Отчаянный, умоляющий. Безнадежный.
Цыки-цыки-цыки-цыки-цык.
– Я все отдам… все отдам!
Странный цокающий звук прерывается. Сменяется шорохом ткани.
Фигура в черном плаще стоит перед молодым мужчиной, прижавшимся спиной к стене. Мужчина тяжело дышит, и из его рта вырывается пар. Лето еще не закончилось, но до заморозков не так уж и далеко.
Мужчина прижимает руку к груди, и даже в скудном освещении можно заметить, что пальцы отрублены. Он пытается остановить кровь, но она все равно течет. И капли продолжают падать на камни мостовой.
И разбиваться…
Фигура в черном плаще делает шаг вперед, и по ее очертаниям невозможно определить, кто именно скрывается за чернильной тьмой бесформенной одежды. В Омирше, где ментальных колдунов едва ли не четверть от всего населения, трудно уйти от правосудия.
Но стонущий человек без пальцев не видит лица своего мучителя, и его тело не выдаст его потом. Потом, когда мучитель превратится в убийцу…
А это – самое главное.
– Прошу вас… пожалуйста… я все отдам… только дайте время!
Человек больше не в силах стоять… он сползает по стене вниз и беспомощно смотрит, как фигура в плаще склоняется над ним.
– Пожалуйста… пощади, – шепчет он. – Дай мне время…
Сухой ветер играет с Омиршей. Он налетает шквалом и заставляет свежие капли крови засохнуть вмиг.
Человек придерживает капюшон, чтобы ветер не выдал его, а потом садится на корточки напротив жертвы.
Ветер стихает так же резко, как и появился. Вновь слышится цокающий звук.
– Твое время закончилось, – хриплым шепотом говорит фигура в плаще. – И началось мое!
Цоканье сменяется чавканьем, раздается стук металла о камень, и стоны затихают.
Утром, когда тело обнаружит прачка, которой не суждено будет в тот день дойти до места работы, в кармане мужчины найдут то, что взбудоражит Омиршу на несколько месяцев вперед.
Игральную карту.
Туз треф.
Глава 1
Молчание было вязким, словно гречишный мед на куске прожаренного хлеба. Тяжелым, словно бархатное одеяло. Удушающим, словно чересчур стянутый корсет.
Хруст и деликатное почавкивание заставляли Силь скрежетать зубами от бессильного бешенства, а ее желудок – сжиматься от сосущего голода.
Но она решила, что не притронется к еде. Она поклялась себе самой: пока отец не поменяет своего решения, она будет голодать. Пусть от недостатка еды у нее уже кружится голова, но она выстоит.
Отец всегда говорил, что она унаследовала его упрямство, так пусть же теперь он поймет, что она еще упрямей! В тысячу раз упрямей, чем он!
– Ты бледна, Сиэлла, – заметила Элис, ее новая «мама», которая была старше ее всего на пять лет. – Возможно, стоит умерить свой характер и все же поесть?
Силь сглотнула слюну и пригубила кофе из миниатюрной чашечки. Несколько капель черного, как тьма в ее душе, напитка утром и пара глотков зеленого чая перед сном – все, что она позволяла себе вот уже пятый день.
С тех пор как отец объявил о дате ее помолвки. Помолвки с человеком, который согласился взять в жены ее, бесприданницу. И поправить незавидное положение ее семьи.
Что ж, отец хотя бы может быть точно уверен, что его молодая жена действительно его любит. Потому что Элис согласилась когда-то выйти замуж за нищего вдовца с двумя дочерями. Но, кажется, поддержки от мачехи сейчас не дождешься.
Всем надоела нищета.
– Твое поведение ни к чему не приведет, – продолжила Элис, хмурясь и изящно закусывая губу. – Если ты продолжишь голодать – просто упадешь в обморок. И поверь: пока ты будешь без сознания, я успею тебя хорошенько накормить.
Силь кинула на молодую женщину взгляд исподлобья. Мачеха сидела прямо, будто насаженная на кол, темно-рыжие волосы ее были собраны в сложную прическу, из которой кокетливо выбивались волнистые пряди. Облаченная в недорогое, но справное платье темно-синего цвета, Элис выглядела… жутко. И виной тому была карминовая помада, совершенно неуместная в свете утреннего солнца.
Шестнадцатилетняя Эви, сидевшая напротив отца, тоже выглядела неуместно шикарно, во всем подражая мачехе. И отец был рад, что его жена и младшая дочь сохраняют облик знатных леди. А вот Сиэллой он был недоволен. И не только потому, что она заупрямилась, отказавшись выходить замуж непонятно за кого. Нет. В отличие от мачехи и младшей сестры она вышла к завтраку в самом простом платье, а волосы собрала в косу, не желая отвлекать и так измученную горничную. В доме, где работает одна кухарка, одна горничная и один садовник, являющийся по совместительству чернорабочим, плотником и лакеем, нельзя