Ю.О. Мартов как историк русской философии. Артём Лаврищев
го знания. Российская действительность заставляла молодежь соотносить отвлеченную философию с окружающими явлениями общественно-политической жизни. Именно этой жизнью определялась оценка того или иного мыслителя. Политические интересы переплетались тогда с философско-этическими интересами. Властителями дум тогда были Н.К. Михайловский, П.Л. Лавров, Н.Г. Чернышевский1.
Вдумчивое изучение марксизма склонило Ю.О. Мартова к материалистическому мировоззрению. Учёба на естественнонаучном факультете Петербургского университета способствовала дальнейшему укреплению этого мировоззрения: “После некоторых колебаний я решил поступить на естественный факультет, – вспоминает Мартов, – я считал, что естественные науки являются тем фундаментом, без которого нельзя выработать себе прочного и цельного мировоззрения”2. Показательно то, что марксизм воспринимался Мартовым и другими студентами не как политическая доктрина (которой он стал, по признанию самого Мартова, во второй половине 90-х гг. XIX в.3), а именно как общефилософская, мировоззренческая теория.
В результате напряжённых философских исканий марксизм открылся Мартову как целостное всеобъемлющее мировоззрение, включающее в себя весь спектр человеческого знания. “Продолжая читать, что попадется, я вплотную засел за первый том “Капитала”. Когда, все более увлекаясь чтением, я подходил к концу, мне как-то вдруг стало ясно, как поверхностен и беспочвен до сих пор был мой революционаризм, и каким карликом являлся субъективный политический романтизм перед той философской и социологической высотой, на которую поднимает марксизм”4.
Приверженность философскому и социологическому учению К. Маркса предопределила методологию историко-философских взглядов Мартова. Ее существо составляет движение мысли к признанию единственно правильной, по мнению Мартова, философии марксизма. Это движение становится возможным только в результате применения спекулятивных выводов в общественно-политической практике.
В идеологической борьбе начала XX в. даже отвлечённые построения теоретической мысли сказывались на ходе политической борьбы, отсюда же неизмеримо возросло значение принципа партийности философии. Так, Ю.О. Мартов, критикуя эмпириомонизма А.А. Богданова, писал: “В задачи же политического органа партии эта критика будет входить лишь постольку, поскольку инкриминируемое философское течение явится теоретической санкцией тех или других расходящихся с задачами социал-демократии общественных стремлений или проявит тенденцию к такому санкционированию”6.
Здесь необходимо отметить, что партийность философии, по мнению Ю.О. Мартова, не исключала свободы творческого исследования, более того, она выступала в качестве её гаранта. Мартов связывал развитие русской философской и общественной мысли с эволюцией российской интеллигенции, пытавшейся отстоять свое право на возможность свободно мыслить. В своей статье “Общественные и умственные движения 70-х годов” Мартов писал: “История общественных и умственных движений первых десятилетий пореформенной эпохи постольку представляется, прежде всего, историей борьбы русской интеллигенции за свое самоопределение и за свою эмансипацию…”8. Итак, критерием дифференциации единого поля философской мысли России второй половины XIX в. у Мартова являлась политическая составляющая философских взглядов того или иного мыслителя.
Один из идейных кумиров Мартова, Н.Г. Чернышевский, писал: “Политические теории, да и всякие вообще философские учения, создавались всегда под сильнейшим влиянием того общественного положения, к которому принадлежали, и каждый философ бывал представителем какой-нибудь из политических партий, боровшихся в его время за преобладание над обществом, к которому принадлежал философ”7.
Марксизм привлекал Ю.О. Мартова тем, что позволял научно обосновать возможность построения общества справедливости и равенства (именно этим прельщало учение Маркса и остальную российскую молодежь), марксизм требовал максимального напряжения интеллектуальных сил, поскольку предполагал активное воплощение абстрактной философии в общественно-политической практике. Поэтому социалистические учения, предшествовавшие марксизму, сочувствия к себе у Мартова не встретили. “Первые великие утописты Оуэн, Сен-Симон, Фурье, – писал Мартов, – рассматривали социализм, как чисто экономическую проблему и проявляли полное равнодушие к политическим формам и политической борьбе”8
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.