Мгновения Летнего сада. Повесть о любви и чести. Дмитрий Шмельков
ные исторические события, некоторые из которых могут иметь незначительные отличия от реальной истории в угоду действий героев. Все герои вымышлены, а редко упоминаемые исторические личности реально существовали.
Посвящается любви.
Посвящается чести.
«Определив на век дальнейшую планиду,
Здесь новый путь нашли сердца двоих.
Их Летний Сад пленил в свою эгиду,
И в пёстрых красках осени затих.»
Пролог
Март 1881 года.
Начало весны 1881 года было снежным. Она вступила в свои права лишь календарно, так как холодная петроградская зима не желала уступать своих позиций, сопротивляясь небольшими снегами и слабеньким морозцем. Несмотря на это, скромные лучи обеденного солнца ярко отражаясь от полотна белого покрывала, пробивались в глаза горожан, заставляя тех щуриться, тщетно пытаясь поселить в них ощущение наступления тепла.
Вдоль набережной покрытого остатками льда Екатерининского канала бегал мальчишка газетчик, и размахивая пачкой листков восклицал:
– Срочная новость! Гидра социалистов-революционеров «Народной воли» теряет головы – Тригони и Желябов арестованы! Политическая революция и экономический вопрос – читайте новую статью учёного Кибальчича!
Ссутулившись от прохлады, неспешно прогуливающийся мужчина среднего роста проводил безразличным взглядом пробежавшего мимо паренька. Он немного поёжился от подувшего холодного ветра и левой рукой поправил поднятый воротник серого потёртого пальто. В правой руке он аккуратно держал перевязанную красивой ленточкой увесистую коробку из булочной Бермана. Эта упаковка попалась ему случайно, и мужчина почитал это за знак, так как эта булочная когда-то имела значение в его жизни. Лицо двадцатипятилетнего мужчины было гораздо старше его. И дело было даже не в его не по возрасту подёрнутых сединами каштановых локонах, выбивающихся из-под кепи, и таких же седеющих усах, а в его потухших, едва источающих жизнь бирюзовых глазах. Ещё совсем недавно эти глаза сияли счастьем при виде взгляда цвета жгучего кофе и терпкого шоколада, который поглотил его волю и перевернул с ног на голову всю его жизнь…
Глава первая. Жгучий кофе
Июнь 1877 года.
– Сопляк! Позёр! Под суд захотели? Вы представляете, что с Вами будет? Каторгу потоптать желаете? – ротмистр Завьялов метал искры из глаз, при каждом слове, из его рта вылетали капельки слюны, вот-вот норовившие отравить своим ядом, буду-то змея. Он с шумом выдохнул и зашагал к своему столу в центре кабинета. Взял со стола графин с водой.
– Вы недостойны высокого звания юнкера Его Императорского Величества! Шилякин, я даже не могу теперь Вас называть юнкером! – капитан налил полный стакан воды, сделал из него небольшой глоток и поставил его обратно.
– Это что же за причина такая у двадцатилетних сопляков, ради которой вы решили стрелять друг в друга? И не говорите мне о чести и достоинстве! Вы их ещё не заслужили! – он быстро прошагал к юнкеру и уже более спокойным отеческим голосом прямо в лицо сказал: – Вы же без пяти минут унтер-офицер, ещё один маленький шажок. Ну куда ты полез? А если бы ты его застрелил? Сыночка барона Блихера!
– Не застрелил бы, господин ротмистр. Вы осведомлены о моих оценках в огневой подготовке. Я попал туда, куда целил.
Пока ещё юнкер, но уже точно не унтер Шилякин Данила Валерьянович смотрел в глаза Завьялова спокойным и смелым бирюзовым взглядом, что ещё сильнее раззадоривало злость ротмистра. Но бывалый офицер взял себя в руки.
– Ты, Шилякин, прекрасно понимаешь, что его папенька этого так не оставит. Он раздавит тебя как тлю, сгноит.
– Я сделал то, что должен был сделать любой мужчина, защищая честь дамы.
– Ох вы посмотрите, кавалер какой выискался. У Вас обоих ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же. Где револьверы то хоть взяли?
– Не могу знать! – Шилякин вытянулся в струну ещё сильнее.
– Кто были секундантами?
– Не могу знать!
– Ясно, Шилякин, в общем мне и так всё известно, некоторые из Ваших товарищей вовсе Вам не товарищи… – он покачался с пяток на носки скрепя начищенными сапогами, – Но Вы, как я погляжу, действительно честь имеете.
Он снова прошёлся по кабинету, подошёл к столу, вынул из ящика стола лист бумаги, положил его на приставной столик.
– Ладно, поступим так, садитесь и пишите.
– Я уже доложил, никого кроме нас с Блихером там не было, мне не о чем больше докладывать.
– Да понял я уже, пишите прошение о самоличном желании прервать прохождение курса училища и покинуть его расположение. И молите бога, чтобы мне удалось уговорить барона, не преследовать Вас.
Шилякин молча сел на стул и обмакнул перо