Север и Юг. Элизабет Гаскелл
ни выросли вместе, и окружающие не раз отмечали миловидность Эдит, но Маргарет не задумывалась об этом до последнего времени, когда предстоящая разлука с подругой, казалось, придала Эдит еще большую прелесть и очарование. После обеда девушки шептались о свадебных нарядах и торжествах; и о капитане Ленноксе, с его описанием предстоящей жизни Эдит на Корфу, где был расквартирован его полк; и о том, как сложно поддерживать пианино в надлежащем состоянии (Эдит, похоже, считала это самым тяжелым испытанием из того, что могло выпасть на ее долю в замужестве); и о платьях, которые ей понадобятся во время медового месяца в Шотландии; потом шепот стал совсем сонным, и после затянувшейся паузы Маргарет обнаружила, что, несмотря на гул голосов в соседней комнате, Эдит свернулась в комочек – очаровательный комочек из муслина, лент и шелковистых локонов – и уснула мирным послеобеденным сном.
Маргарет как раз намеревалась поговорить о собственных планах и мечтах, о своей будущей жизни в деревне, в доме священника, где жили ее родители и где она проводила незабываемые каникулы, хотя последние десять лет ее домом считался дом тети Шоу. Но за неимением слушателя ей пришлось размышлять о переменах в своей жизни, как и прежде, про себя. Это были приятные мысли, хотя и с оттенком сожаления из-за предстоящей разлуки на неопределенный срок со своей милой тетушкой и дорогой кузиной. Она размышляла о преимуществах положения единственной дочери священника в Хелстоне, когда до нее донеслись обрывки разговора из соседней комнаты. Тетя Шоу беседовала там с приехавшими на обед дамами, чьи мужья все еще оставались в столовой. Все они были близкими знакомыми семьи, соседями, которых миссис Шоу звала друзьями, потому что ей доводилось обедать с ними чаще, чем с другими людьми, а также потому, что, если ей или Эдит нужно было что-то от них или им от нее, они, не чинясь, наносили друг другу визиты в первой половине дня. Эти дамы с мужьями были приглашены в качестве друзей на прощальный обед в честь предстоящего замужества Эдит. Сама Эдит охотнее отменила бы этот обед, из-за того что с последним вечерним поездом ожидалось прибытие капитана Леннокса. Эдит хоть и была избалованным ребенком, но по лени и легкомыслию не имела достаточной силы воли, чтобы настоять на своем, а потому уступила, выяснив, что миссис Шоу заказала самые изысканные для этого времени года лакомства, которые, несомненно, должны были скрасить неимоверную скуку такого мероприятия, как прощальный обед. Эдит удовольствовалась тем, что, откинувшись на спинку стула и приняв чинный и отсутствующий вид, рассеянно водила вилкой по тарелке, пока все остальные наслаждались остротами мистера Грея, джентльмена, который, по обыкновению, сидел в конце стола на званых обедах миссис Шоу и просил Эдит доставить им удовольствие игрой на пианино в гостиной. Мистер Грей был сегодня в ударе, и джентльмены оставались внизу дольше обычного. Благодаря этому Маргарет смогла услышать кое-что из разговора, который вели дамы.
– Я сама слишком много страдала. Нет, я не могу сказать, что не была совершенно счастлива с моим бедняжкой-генералом, и все же разница в возрасте – это помеха для счастья, чего я твердо решила не допустить в жизни Эдит. Конечно, я предвидела, что мое дорогое дитя может выйти замуж рано. На самом деле, без всякой материнской предвзятости, я была уверена в том, что девочка выйдет замуж до девятнадцати лет. У меня возникло настоящее предчувствие, когда капитан Леннокс…
Здесь голос превратился в шепот, но Маргарет могла легко восполнить пробел. Истинная любовь в случае с Эдит развивалась весьма гладко. Миссис Шоу поддалась предчувствию, как она выразилась, и очень настаивала на браке, хотя многие знакомые Эдит прочили для нее, юной, хорошенькой наследницы, более блестящую партию. Но миссис Шоу сказала, что ее единственное дитя должно выйти замуж по любви, и вздохнула многозначительно, намекая, что ей самой не было даровано подобного счастья. Миссис Шоу наслаждалась романтической помолвкой едва ли не больше, чем ее дочь. Не то чтобы Эдит не была по-настоящему влюблена, но она, несомненно, предпочла бы хороший дом в Белгравии[2] той красочной жизни на Корфу, которую живописал капитан Леннокс. Некоторые подробности этого описания, так воодушевлявшие Маргарет, заставляли Эдит притворно трепетать и ужасаться – отчасти потому, что ей нравилось, как нежный возлюбленный пылко убеждает ее не страшиться трудностей, а отчасти потому, что ее действительно не привлекала кочевая, неблагоустроенная жизнь. И все же, появись сейчас перед ней какой-нибудь владелец прекрасного дома, прекрасного состояния и прекрасного титула в придачу, Эдит устояла бы перед искушением и осталась бы верна капитану Ленноксу. Позднее у нее, возможно, появились бы небольшие сомнения и плохо скрываемое сожаление из-за того, что капитан Леннокс не смог соединить в себе все мыслимые совершенства. В этом она была дочерью своей матери, которая по расчету вышла замуж за генерала Шоу, испытывая вместо любви лишь уважение к его личности и положению, и всю жизнь неизменно, хотя и втихомолку, оплакивала свою горькую судьбу, связавшую ее с человеком, которого она не любила.
– Я не жалею расходов на ее приданое, – таковы были следующие слова, услышанные Маргарет. – Я отдала ей все прекрасные индийские шарфы и шали, которые дарил мне генерал, но которые мне уже больше не носить.
– Как