Двойное экспресо. Василий Аккерман
ел быть похожим на папу во всём. В отличие от его ленивых арабских друзей он задрачивался над учёбой, редко пил, не курил траву и не нюхал кокс иранскими коврами. «Нюхать кокс иранскими коврами» – это когда ты повторяешь весь орнамент ковра коксом поверх. Сразу скажу, занятие не из простых и требует определённой подготовки. Я как-то пришёл на одну из таких вечеринок – боже, как быстро я говорил и двигался.
Короче, однажды мы поехали в Лондон и я познакомил Мусика с Игорем. То, что это было ошибкой, стало понятно уже через полчаса, когда Мустафа начал целовать всех женщин, которых встречал на своём пути, – причём неважно, насколько они хотели или были заняты. Игорёк был хорошим парнем, но ему ошибочно казалось, что подсыпать экстази в напитки – это забавно. Мусик хапнул водку с димычем[1], да так, что забыл про вековые традиции. Я водил его за руку, кормил лаймом и растанцовывал как мог, но потом ушёл пописать, и Мусик таки вписался – влюбился, поддался, зажёг. Тот случай, когда ты вроде горячий араб, но совсем ничего не знаешь про чеченцев. Тот случай, когда ты зажимаешь чеченскую девушку на глазах чеченского жениха, брата и такой пиздабратии, что если б они решили провозгласить этот клуб частью республики, не в обиду лондонской полиции, но без армии бы не обошлось. Я тогда даже своему другу Ахмеду позвонил, коренному лондонскому чеченцу, мол, так и так. И как вообще? «Мы недавно бабушку хоронили, есть неплохой гробовщик», – решил приободрить меня Ахмед. «Ну, может, деньгами как-то?» – не терял надежды я. «Деньгами будешь перед бабами в стрип-клубе крутить. Собирай всех, кого знаешь в Лондоне, и по возможности из соседних городов», – посоветовал Ахмед и пообещал через полчасика подъехать сам.
В общем, это был Лондон, и поэтому диалог всё-таки состоялся. Ну, после того как Мустафа и его челюсть пришли в сознание. Меня, Игоря и Мустафу вынесли под руки из клуба и плотно окружили в переулке. Говорить с Ахмедом по телефону они не стали, да и сам он сказал, что это гиблое дело. Короче, срать хотелось очень. Срать и жить. На удивление всему пиздецу, который предстоял, Мусик выглядел бодро и жизнеутверждающе. Он достал упаковку жвачки, аккуратно вскрыл и предложил новым друзьям. Причём не так, чтобы дрожащими руками да ссыкливыми глазами в попытках уладить ситуацию, а так, мол: «Парни, жвачку будете? Арбузная, м?» Чисто по-братски. Жених пристально посмотрел ему в глаза и взял. Мусик протянул остальным и, похлопав карман, сказал, что есть ещё и не надо стесняться. Зажевав арбузной, он объявил жениху, что мы не при делах и что хотел бы поговорить с ним и его братом наедине, если это возможно. Уж не знаю, как он определил в таком состоянии, кто есть кто, но хрен их пойми – Восток. Стоя в оцеплении, в мою голову тогда лезло всего пять мыслей. Первая – Мусик всё ещё под кайфом и лишь бы не напиздел лишнего, иначе потом даже национальная гвардия не спасёт. Вторая – где эта чёртова национальная гвардия? В том плане, что они же где-то базируются. Третья – я впервые думал о ментах как о чём-то прекрасном. Четвёртая – меня начало сушить, и надо было тоже взять у Мусика жвачку. Ну и пятая – вот если пронесёт, бляха, если буду жить, господи, ну прости. Пожалуйста! Я просто хочу жить. Не буду с родителями спорить, господи, я так сильно их люблю. Учиться буду, пойду в спортзал, и на хуй все тусовки – шансы на жизнь были малы, поэтому чего б не наобещать.
Обиженный жених что-то прошипел, и хоровод разошёлся перед Мусиком, словно вода перед Моисеем. Игорёк тоже попытался выйти из круга смерти, но чё-то как-то не пошло. Ну, бывает.
Через волнительных пять минут Мусик, Шамиль и Зураб вернулись к нам. Через ещё три мы всей толпой загрузились по кэбам[2] и отправились в Тэйп Ландан[3]. Поддельный айсик[4] в такие клубы не прокатывал, наша одежда – тем более. Странное дело – мы зашли, как домой. Ещё через двадцать минут к нам подъехали Ахмед с братом. Ещё через полтора часа и полтора литра водки мы оказались в гостях у Зураба, и я узнал, что иранский ковёр – это не предел. Что конкретно сказал Мустафа Шамилю в тот вечер, осталось неразгаданным кроссвордом в туалете. «Запомни, мы все люди и все ошибаемся. Главное – не бойся это признать», – пафосно заявил Мусик под утро, когда чеченский ковёр закончился. Сын дипломата – хуле.
Кот
Андрюша Орликов был одним из самых интеллигентных людей, которых я только знал, встречал, дружил, дружу. В топ-10. Нет, в топ-5. Да кому я сейчас пытаюсь дать шанс – самым! Самым-пресамым! Он даже наркотики жрал так, что те становились благородным делом. Возвышенным и потому совсем безвредным. Пожалуй, Сэр Джонатан был менее галантен, когда принимал меня в поместье, хотя я трахал его дочь и беспардонно врал, что буду хорошим зятем. А я ведь мог быть хорошим зятем. Дай мне павлинов, прислугу и роскошный восточный халат – даже слишком хорошим. Но я не стал и не жалею. Или жалею, но исключительно о павлинах, и только когда пью виски у камина, а это случается нынче крайне редко.
Мы шли с Андреем по Малой Бронной и обсуждали очередную книгу, когда нас притормозила дама – такая лет сорока дама, о такой обычно мечтают, когда хотят постарше, но не Моника Беллуччи, а скорее Шэрон Стоун. Её потряхивало, веки красные, натёртые. «Вы мне не поможете?» –
Димыч (
Кэб (от
«Tape London» – ночной клуб в Soho – центральном квартале Лондона.
Айсик (от