Моя Фарния. Екатерина Викторовна Максакова
идеи никак не съезжали на бумагу. Было это на скамеечке в любимом парке, среди развалин Аппиевой дороги, да-да, той самой, про которую говорят, что все дороги ведут в Рим. Теребила ручку, она, кстати, была подарена папой еще в школьные годы, и писать ей одно удовольствие, она мягкая, и не надо прикладывать усилия… Высказывалась она всегда сама легко и непринужденно. Начало… Очнись…
И тут по свежескошенной ароматной травке с вкраплениями белой кашки ко мне подбегают две дружелюбные собачки средних размеров, а за ними вприпрыжку хозяин с извинениями, что они не на поводке. Одна лоснилась так, как будто ее собирали с утра на выставку, а другая была нежного персикового цвета. Впрочем, в Италии собаки счастливее всех, обласканные, ухоженные, одаренные вниманием и любовью всей семьи. Они стояли рядом с моими ногами, одинаково склонив головы, и не двигались. Хозяин сказал: пока я их не поглажу, они не уйдут. Что ж, я себе никогда не отказываю в желании потискать животных – конечно же, с их негласного разрешения, которое понятно по их поведению. И дети мои тоже, кстати, знают, к каким собакам можно подходить, а каких лучше не трогать. Обеспокоенный хозяин рассказал, что подобрал их, точнее, достал из мусорных бачков и дал имена по названию улицы, где это случилось. Дело в том, что название состояло из двух слов, так что имен хватило на обоих найденышей: Санта и Приска.
Тут я поднимаю голову и читаю название улицы, вдоль которой был разбит парк. В Вечном городе таблички с названиями выбивают на мраморных щитах одинаковым шрифтом с засечками, который называется антиква. Улица называется «Кампо Фарниа» – что в переводе значит «дубовая аллея», а на самом деле такое название носит небольшая местность в южном регионе Калабрия. Так пусть мои рассказы будут звучать как «Моя Фарниа», это слово я с особой нежностью размещу в моем мире, потому что оно начинается на «ф», букву очень важную в моей жизни, и кончается созвучно с именем моей дочери. Ну вот и нашлось мое начало.
Сценки в метро
Никогда не могла предположить, что, спускаясь в метро, буду напитываться от людей информацией и чувствовать себя частью чего-то огромного и важного. Оказывается, это для меня не менее важно, чем, например, признание других людей. Это значит, что я есть, я здесь, я занимаю вот это место и оно моё. Я люблю «читать» людей всех возрастов. Обычно, когда я возвращаюсь на метро домой, поезд наполнен студентами лицеев. Это веселая, шумная, черно-серо-белая масса, они выбирают простую и удобную одежду, и входным атрибутом у них служат, как правило, белые кроссовки – Nike или Adidas – или черные армейские сапоги Dr. Martens и бесформенные рюкзаки Eastpak на длинных лямках.
И когда после очередного локдауна у меня наконец-то появилась причина спуститься в метро, для меня это был праздник вселенского масштаба: сердце уверенно колотилось, я была необычайно возбуждена, и это только потому, что нахожусь среди людей. И вот второй локдаун. После того как я выходила из дома только за продуктами, я решилась спуститься в метро. Это всего каких-то двадцать ступенек вниз, никак в моем лютом Санкт-Петербурге, где на эскалаторе спускаешься около минуты, которая кажется вечностью. Я вижу людей, я понимаю, что люблю их, что они мне нужны, чувствую скорость города, считываю настроение пассажиров, заглядываю в чужие глаза, рассматриваю руки, интересуюсь обувью.
В римском метро нет раздельных вагонов, поезд – это один сплошной длинный изгибающийся тоннель: освещение холодное, оранжевые пластиковые сиденья, блестящие поручни и сдержанное количество рекламы. И вдруг чей-то голос в начале состава начал петь в микрофон, звук так смело и беспрепятственно распространялся, давая четко понять, что в метро безопасно, спокойно и даже, поверьте, уютно. Зашла девушка, ей не более двадцати, скромно и бесшумно села напротив меня. Высокая, стройная, милая, интеллигентная. Мне на секунду показалось, что у моей старшей дочери будут такие же вьющиеся светло-русые волосы. От этого она заинтересовала меня еще больше, и даже сейчас я могу воспроизвести в памяти ее образ в мельчайших деталях. Я прекрасно помню, что от нее исходила умиротворенная энергия счастливого человека, который живет полноценной жизнью в полном согласии с собой. Мне также показалось, что родители гордятся ей. На ней были светлые джинсы с высокой талией и геометричным вшивным поясом, они оголяли тонкие лодыжки, обувь, конечно же, была надета на босу ногу. Сапоги с металлическими заклепками не были плотно зашнурованы, отчего белая кожа светилась в промежутках шнурков. Обычный укороченный, обтягивающий бадлон темно-бордового цвета и черный однобортный пиджак из букле. Сумку ей заменял строгий гладкий рюкзачок, а еще на плече была простая холщовая сумка формата А4 с ярким геометричным логотипом студенческой организации. Она достала конверт, в котором была квитанция об оплате, может, газа, а может, воды, и погрузилась в эти бессмысленные цифры, даты и графики. Как я часто замечаю, чтобы понять все эти циферки, нужно еще одно высшее образование, в этих квитанциях и вправду достаточно сложно разобраться, главное, найти сумму, период и до какого числа оплатить.
Спустя время зашла девушка с походным рюкзаком (тут сразу понимаешь: сегодня пятница), он выглядел как огромный, прилипший к спине пузырь. Красным платком в стиле хиппи к нему была привязана простая алюминиевая