На войне как на войне. «Я помню». Артем Драбкин
В роте было много солдат старших возрастов, идти в жару с тяжелыми 82-мм минометами было трудно, приходилось часто отдыхать. Рота отстала от полка на сутки. Но война не жалеет и не прощает… В тот день мы несколько раз атаковали немцев и не продвинулись ни на шаг. Я сидел на телефоне, когда позвонил командир дивизии. Передал трубку командиру полка. «Почему не продвигаетесь?» – спросил командир дивизии. Комполка стал что-то объяснять. «А вы кого-нибудь расстреляли?»…Командир полка сразу все понял и, после некоторой паузы, произнес: «Нет». – «Так расстреляйте!» – сказал комдив. Это не профсоюзное собрание. Это война. И только что прогремел 227-й приказ. Вечером, когда стемнело, командиры батальонов и рот и политруки были вызваны на НП командира полка. Веером сползлись вокруг. Заместитель командира стал делать перекличку. После одной из фамилий неостывший еще голос взволнованно ответил: «Убит на подходе к НП! Вот документы!» – из окопа протянулась рука и кто-то молча принял пачку документов. Совещание продолжалось. Я только что вернулся с переднего края, старшина сунул мне в руки котелок с каким-то холодным варевом, и я доедал его сидя на земле. С НП доносились возбужденные голоса. После контузии я слышал плохо, слова разбирал с трудом. Из окопа НП, пятясь, стал подниматься по ступенькам Саша Ободов. Следом, наступая на него и распаляя себя гневом, показались с пистолетами в руках комиссар полка, старший батальонный комиссар Федоренко и капитан-особоотделец, фамилия которого в моей памяти не сохранилась. (Это было еще до введения единоначалия в армии, тогда комиссар и командир полка имели равные права, подпись была у командира, а печать у комиссара.) «Товарищ комиссар! – в отчаянии, еще не веря в происходящее, повторял Саша. – Товарищ комиссар! Я всегда был хорошим человеком!» Раздались хлопки выстрелов. Заслоняясь руками, Саша отмахивался от пуль как от мух. «Товарищ комиссар! Това…» После третьего выстрела Саша умолк на полуслове и рухнул на землю. Ту самую, которую так хотел защитить… Он ВСЕГДА был хорошим человеком. Было ему всего двадцать два года.
Немцы непрерывно освещали передний край ракетами и низко расстилали над нашими головами разноцветный веер трассирующих пуль. Время от времени глухо ухали мины. Ничего не изменилось… Война продолжалась… Кто-то крикнул: «На партсобрание!» Сползлись вокруг парторга. Долго, не глядя друг на друга, молчали. Не сразу заговорил и парторг. Буквально выкрикнул: «Товарищи коммунисты! Вы видели, что сейчас произошло! Лучше погибнуть в бою!» Так и записали в решении: «Биться до последней капли крови. Умереть в бою…» Особистами и военными трибуналами расстреляно 150 тысяч человек… Никогда не узнаем, сколько из них – невинные жертвы… А сколько расстреляли без суда и следствия! Как определить ту меру жестокости, которая была необходима, чтобы победить?.. Необходима ли?.. Всегда ли?..
– Вообще, нужно ли сейчас рассказывать всю горькую и тяжелую правду о войне?
– Не знаю… Война вещь страшная… Сколько людей уже