Господин Музыка. Екатерина Гракова

      Алексей Жмурков

      Пространственно-временная сюита для контрабаса Василия

      Я выскочил из пространственно-временного континуума за булкой. Наскоро оделся, накинул пальто и сейчас стоял возле лифта в ожидании его прибытия.

      На лестничной площадке напротив стояла скрипка и пилила барабан.

      – Ты, пустоголовый кретин, – пищала она тонким голоском, – опять ключи на работе забыл!

      – Да ничего я не забыл, – нервно постукивая, буровил себе под нос барабан. – Вечно ты пилишь меня. Лучше бы помогла.

      – Тебе уже не помочь, кретин твердолобый, – не унималась она. – И вообще, меня бесит твой лакированный бок!

      – Милая, ну успокойся, – успокаивал, как мог, барабан. – А вот и ключи.

      Лифт распахнул двери, и я поскорее запрыгнул в него, чтобы не слышать больше эту писклявую стерву. Как он её до сих пор терпит?!

      Нажал кнопку. Лифт поехал вверх. Через тридцать секунд остановился и впустил ещё одного пассажира. Им оказался тромбон.

      – Приветствую, – степенно продвинувшись вглубь лифта, произнёс он. – Не спится?

      – Да нет, очень даже спится, – ответил я. – Жена в магазин отправила, булка кончилась.

      – А-а, – только и смог выдавить он из себя.

      – Ну да, – зачем-то сказал я.

      Лифт остановился, мы вышли. Я вышел из подъезда, закурил по привычке и направил свои стопы в сторону булочной.

      Тромбон, не прощаясь, подошёл к стоявшей у подъезда карете, сел, и та медленно потянула его в сторону арки.

      Во дворе, несмотря на поздний час, было много разного инструмента. Тут и сям сновали маленькие там-тамчики, постукивая что-то невнятное. Я, не останавливаясь, вышел из двора и не спеша побрёл в конец квартала.

      – Доброго здоровьица, Василий, – вывел меня из раздумий чей-то голос.

      Я обернулся. Рядом стояла Арфа Васильевна, учительница сына.

      – И вам, тоже, его же, – попытался пошутить я.

      – Как восхитительно, что я встретила именно Вас. У меня есть к Вам разговор, – мелодично мурлыкала она.

      – Что-то Никанор натворил в школе? – поинтересовался я.

      – Да, – твердо сказала она. – Вы, я вижу, куда-то шли?

      – Именно, и очень спешил при этом, – желая убежать от этой противной тётки, проговорил я. – Да и поздно уже.

      – И куда вы спешите? – не унималась она.

      – В булочную, боюсь, закроется.

      – Булочная – это святое. Спешите, осталось пять минут.

      Я с облегчением побежал дальше. Пересёк улицу. И столкнулся с Виолончелью Петровной.

      – З-з-з-з-д-драси, – вырвалось у меня нечленораздельное приветствие.

      – Доброй ночи, Василий, – мурлыкнула та. – Как поживаете?

      – Да вот, поживаю пока.

      «Да что это со мной?!» – подумал я. Она так решит, что я слабоумный.

      Не прощаясь, она пошла вниз по улице, крутя бёдрами.

      – Эх! – вырвался у меня сдавленный стон.

      Она обернулась.

      – Вы что-то сказали? – Её взгляд ошеломлял и повергал в пучину мыслей и фантазий.

      И я ничего не сказал. Она усмехнулась и пошла по своим делам.

      Вот кретин, подходя к булочной, думал я. Когда представится ещё случай. А вот и булочная. Я быстро открыл дверь. Вошёл. Очереди не было. Я приблизился к кассе.

      – Что Вам, молодой человек? – не глядя на меня, сказал кассир, пожилой саксофон.

      – Булку, – ответил я.

      – Булку? Какую? – Его взгляд поднялся на меня.

      – Обычную.

      – Ну, вот, хоть один нормальный попался, – заворчал он. – А то ходят. То им свежую, то с маком, то с повидлом. Достали уже. Я устал их уже посылать к Саксофоновой матери, в оркестровую яму.

      Он встал. Достал из-под прилавка две булки и протянул мне.

      – Но я просил одну, – удивился я.

      – Бери, бери, не спорь, – улыбнулся он. – Одна от заведения. Подарок.

      Я заплатил. Положил покупку в пакет и вышел.

      На улице