Двоица. Максим Сонин
потом и с трудом пытается выдохнуть через забитые поры подземных переходов.
Посередине центрального заводского переулка замерла одинокая бездомная кошка. Ее шерсть вздыбилась, застыла пучками еловых иголок. Кошка сделала шаг к зданию, на кирпичном боку которого висел большой синий квадрат с рифленой цифрой 2, и только тут заметила, что улица совсем не пуста. По редким темным углам прятались люди: они выползали из здания, чтобы покурить и отдохнуть от коллег. На часах под огромной цифрой стрелка только перевалила за два и теперь медленно скользила к трем.
Под часами, плавясь даже в тени, курили двое полицейских. Один, младший по званию, с нездоровым цветом лица, объяснял другому, тронутому сединой:
– Пойми, я его не защищаю, но и ты должен понимать, что система совершила ошибку. Человек не должен сидеть в тюрьме за чужие грехи.
Седой, которому не было еще и тридцати, был внутренне согласен с напарником, но чувствовал, что опыт и ранняя, в отца, седина требуют от него высказать авторитетную, а значит, более верную позицию.
– Не скажи, Слава. Ведь в итоге он совершил преступление, бесспорное, убийство. Значит, система просто сработала на опережение, – сказал седой и посмотрел на наручные часы. Черная головка минутной стрелки уперлась в двойку. До обеденного перерыва в конторке «Sys-Тема» оставалось пять минут.
Молодой хотел что-то еще сказать, но заметил время на часах и промолчал. Чтобы чем-нибудь себя занять, попытался вглядеться в тень здания номер три, которое прикрывало улицу полотняным навесом. Там из асфальта вырастала невысокая терраса, изрезанная деревянными скамейками. Людей на скамейках не было, потому что до них нужно было пересечь белую полосу солнечного света.
Стеклянная дверь в стене здания номер два хлопнула, выпустила на улицу девушку-дизайнера. Ее профессия читалась и в солнечных очках с толстой белой оправой, и в широких, будто бы полиэтиленовых штанах, хлопающих при каждом шаге, и в том, с какой уверенностью она пересекла край тени, направляясь к скамейкам.
Девушку звали Вероника, и она считала себя скорее продюсером, чем дизайнером, но если дизайн приносил деньги, то музыка, клипы и рисунки пока оставались любимым хобби. В резюме Вероники, которое она раз в две недели вывешивала в фейсбук, первой строчкой значился именно «дизайн».
Вероника села на скамейку, с которой открывался вид на вход здания номер два и гигантский циферблат. Часы Веронике были не нужны, она собиралась вернуться в офис гораздо раньше окончания обеденного перерыва, но огромные черные цифры всегда привлекали ее внимание. Особенно цифра пять, которую хотелось назвать даже не «бюджетной», а прям-таки «дешевой». Автор часов как будто сдался на полпути, и цифры начиная с пятерки были толще и заметно стандартнее единицы, двойки, тройки и четверки. Вероника лениво думала о том, что, пока большие контракты достаются таким идиотам, она всегда с легкостью сможет найти работу.
Вероника вдохновлялась тем, что в мире еще есть несовершенства, которые она могла бы исправить. Ее не привлекала оригинальность, потому что среди ее друзей было слишком много тех, кто хотел сделать, создать или написать что-то «оригинальное». Все они витали в идеалистических облаках, которые надымили в девяностые трубы сибирских металлургических заводов. Проку от этого дыма было мало. Веронике хотелось улучшать, доводить до конца, достигать совершенства. Не придумывать, а реализовывать.
Она достала из поясной сумки пачку «Собрания» и несколько секунд разминала в пальцах тонкую сигарету. Бумага липла, и Вероника с неудовольствием заметила, что вспотела. Все-таки жара стояла невыносимая.
– Вероника? – спросил кто-то со стороны водосточной трубы. Вероника оглянулась и увидела фигурку, которая отделилась от стены и направилась к ее скамейке. Это была молодая девушка, почти девочка, довольно странно одетая. Кроме светлых джинсов и заправленной в них клетчатой рубашки, на незнакомке была красная зимняя жилетка с большими карманами на груди, которая делала ее похожей на лондонскую телефонную будку.
– Простите, я вас не помню, – сказала Вероника. На вечеринках, куда Веронику иногда приглашали подиджеить знакомые, лица сменялись с невероятной скоростью. Тем более она не помнила по имени всех, с кем в разные моменты курила на этой самой скамейке: в зданиях бывшего завода располагалось несколько десятков контор, в которых работали бесконечно похожие друг на друга парни и девушки.
– Мы не знакомы, – сказала девушка, садясь на скамейку. Между ней и Вероникой осталось довольно много места, и Вероника вдруг подумала, что сейчас девушка достанет из маленького рюкзака коробку шахмат. Вместо этого незнакомка положила на желтые деревяшки сжатый кулак. Несколько секунд ничего не происходило, потом кулак разжался, и Вероника увидела потертый бронзовый ключ.
– Что это? – спросила она.
– Ключ, – сказала незнакомка. Она снова сжала кулак, потрясла им и чуть наклонила голову, будто пытаясь рассмотреть Вероникин подбородок.
– Мириам, – сказала она наконец.
На самом деле друзья с детства звали девушку Мишкой. Имя Мириам досталось