Монастырские тайны. Татьяна Первушина
священник гоним. А этот Лазарь личность наипротивнейшая, все претворяется страдальцем за веру. Мне старец так прямо и сказал: «Берегись его, Владимир». Он и Антония старался убедить. Мол, никто не хотел этого Могиленко постригать. Все с ужасом отворачиваются от Могиленко, потому как явный пособник он безбожной власти, «красной сатаны», а он все равно лезет. Ведь сколько раз и гнали его, и отвергали, даже говорить с ним не хотели, а тому все нипочем. Как с гуся вода. Видно, действительно самозванец он и тайный осведомитель… Ну почему они не отказали ему?
– Да погоди ты волноваться. Может, еще, и не приедет.
– Да как же, не приедет, – с чувством вздохнул Владимир. – Приедет! Он уж такую возможность не упустит. Я, когда письмо епископу Иосию привез, прямо глазам своим не поверил. У него в доме этот самый Лазарь уже вовсю столовался. А Иосий все равно сам не поедет – занеможил он сильно, вот этот «оборотень» Могиленко и поедет вместо него! Подольстился к старику. И ничего не сделаешь тут…
– А остальные-то знают? Что Могиленко на Соборик примазался?
– Да вроде бы я всех оповестил. Но архиереи – те, кто приедут, считают, что не опасен он здесь-то, в лесу. Ну, мало ли, зачем несколько человек встретились? Не приведет же он «хвост» за собой?
– Кто знает, кто знает…
– Ну, уж ты совсем меня в отчаяние приводишь, брат Ферапонт. Не допустит Господь, чтобы «проклятый Лазарь» вред какой причинил пастырям, – разгорячился Владимир.
– Ладно, Господу виднее, – перекрестился Ферапонт. – Мы с тобой уж тут ничем помочь не сможем. Давай-ка лучше отдохни часок, а то нам в подземелье скоро спускаться нужно. Мы ведь должны с тобой все проверить – нет ли где завалов, работают ли воздушные колодцы. В общем, работы будет много. Ты давай поспи пока, а я тем временем запас воды сделаю, снаряжение проверю, да помолюсь за нас, – сказал Ферапонт.
Инок Владимир прилег на еловые ветки, глаза его тут же сами собой закрылись, он начал было про себя совершать молитву, но заснул на полуслове…
И приснилось ему, будто идет он по нежно-изумрудной, залитой солнцем лесной поляне. Кругом колокольчики, ромашки, лютики, фиалки, «куриная слепота» качаются от легкого ветерка. И вроде бы даже идет Владимир по какому-то важному делу, только не помнит, по какому именно…
Вдруг откуда ни возьмись, на небе появляется облако, за ним другое, солнце исчезает и внезапно становится темно и страшно. Вот-вот грянет дождь. Владимир изо всех сил спешит к лесу, чтобы укрыться от уже вовсю хлынувшего ливня, но ноги, словно ватные, не слушаются его. И не бежит он вовсе, а так, еле-еле передвигает ногами. И нарастает какая-то странная, щемящая тоска в его душе…
Все же Владимиру удается добраться до первых деревьев, но из них вдруг с диким криком вылетает огромный филин и начинает кружить над Владимиром. Его большущие крылья почти что касаются лица перепуганного монаха и тот вынужден руками закрываться от осатаневшей птицы. Владимир с ужасом всматривается в ее янтарно-золотистые злые глаза. Что-то знакомое