Ничего, кроме лирики. Владимир Алексеев

      Не успеешь подумать, а время уже прошло.

      Хочешь выкрикнуть: «Здравствуй!» – а нужно шепнуть: «Прощай!»

      Так весёлая капля, упавшая на стекло,

      Упирается раме в облупленный нижний край.

      Так трава увядает, иссушена ветерком

      И лучами осеннего солнца, и смертью дня,

      Так душа отлетает, не думая ни о ком,

      Так корабль утонувший касается ила дна.

      И взвихряется нежно клубясь придонная муть.

      Может быть – забытьё, может быть – неприметный рай.

      Нужно просто любить эту жизнь, хотя бы чуть-чуть,

      Чтобы так же любить и её неизбежный край.

      Низвергается с шумом серебряный водопад,

      Только бабочка с нижних стремнин к облакам летит.

      Расскажи мне, наверх или вниз приведёт тропа?

      Всё зависит от тех, кто пока ещё здесь, в пути.

      Эта осень – как будто из Песни Песней

      Рыжекудрая дева, любовь Царя.

      Без неё Иудеи справляют Песах,

      За Исход Моисея благодаря.

      Без неё православный встречает Пасху,

      А католик – морозное Рождество,

      И, имея трёх жён, о деве прекрасной

      Поспешает муслим не знать ничего.

      Но, минуя людей города и веси,

      Не имея ни статуи, ни икон,

      Выкликает любимую в поднебесье

      Журавлиным призывом Царь Соломон.

      Не судите – просто понимайте:

      В мире велеречия тиха,

      Церковь – это общий знаменатель

      Праведности, быта и греха.

      Скромный быт почти всегда нейтрален,

      Близок к муравьиности возни.

      Неказистость кухонек и спален

      Нас не возвышает, не казнит.

      Хуже – коль душа захочет лоска.

      Да такого, чтоб неповторим!

      Скоро поглощает душу роскошь

      В сытости и мягкости перин.

      В скудости разумной аскетизма

      Вещностью душа не стеснена,

      Краткостью времён не восхитима,

      Прирастает Вечностью она.

      Не считайте истины проценты

      Множа, вычитая и деля.

      Всё, что не исчислено у Церкви —

      В мире дольнем около нуля.

      Пока душа касанием жива,

      Не ведает, стремясь с душой смыкаться,

      Что есть глубины антивещества,

      Антилюбви, и даже антибратства.

      Ей внове всё: клубящийся закат

      И ласковые сумерки рассвета,

      А если кто-то в чём-то виноват,

      Пока ещё прощается и это.

      Ещё не пройден первый твой вокзал,

      Ещё нежны и поросли, и корни.

      Как Аристотель некогда сказал,

      Юнец доверчив, старец непреклонен.

      Душа на время в этот мир пришла,

      Свобода дум дана тебе на время.

      Ты здесь не для простого ремесла —

      Выращивать одолженное семя.

      И как случится тот переворот,

      В буфете, на подножке ли трамвая,

      Когда придёт и юность заберёт

      Бесстрастным ходом стрелка часовая?

      В душе, когда минула жизни треть,

      Восторги источаются о разум.

      Кто в молодости склонен умереть,

      Обычно жить до старости обязан.

      Но для чего? Пожалуй, для того,

      Чтобы итогом жизненного траста

      Перегорело антивещество,

      Антилюбовь, и даже антибратсво.

      Ты думаешь – какое чудо: пати,

      но снова разворачиваешь фантик,

      а там, с изнанки – липкость пустоты.

      Не столь уж важно, что ждалось отпадно:

      хайратник и растрёпанные патлы,

      или мажор со смокингом на «ты».

      Ночная трасса радует огнями.

      Отважен, кто сказал тебе: «Погнали!» —

      и сел нетрезвый с выпивкой за руль.

      Всё лучше, чем удушливое