Весы Правосудия Божиего. Книга первая. Андрис Юрьевич Лочмелис
я получения помощи и борьбы с зависимостью.
© Андрис Юрьевич Лочмелис, 2023
ISBN 978-5-0059-8648-1 (т. 1)
ISBN 978-5-0059-8649-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дружеский шарж от художника Веселина Василиева
«Не суди и судимым не будешь», —
Написал кто-то раньше меня.
Завтра в два мою долю решает
Двадцать первого века судья.
Ко всем вам, мои дорогие сочеловеки.
Ко всем добрым и не столь добрым, с кем довелось-таки стать мне знакомым, шагая не совсем ровным путем своей жизни, а также и к тем, с кем встреча еще предстоит.
Бесспорно, есть место быть добру, а также и злу среди нас, ведь согласитесь, друзья мои дорогие, «Стать первым без второго нельзя, так вместе шагают дружно».
Некий созидать послан, другой крушить, что, по-видимому, и есть самая элементарная закономерность бытия.
Всех искренне благодарю, ибо без кого-то из вас не сложился бы пасьянс этой, наверно уж, не очень-то веселой истории, что смею повествовать всему миру.
А повесть, она, собственно говоря, о том, что раз уж родился человек, повторюсь, будь он плох или хорош, то, видимо, для некой цели он все-таки был или все еще есть, нужен тут, на планете Земля.
Об авторе
На свет, по милости Господней, он появился в середине шестидесятых лет двадцатого века, первым же пронзительным криком смело заявив о своей непростой личности акушерке, матери, а потом и всей многочисленной, но, благо, относительно интеллигентной семье крестьян среднего достатка.
Дело было на бескрайних просторах Советского Союза, и не станет лишним, если заметить, что при весьма сложных бытовых условиях, но он, несмотря ни на что, благополучно вырос телом и духом, получил сносное среднее образование под громкими лозунгами коммунистов вроде «Будь готов – всегда готов» и прочих в том же духе, которые неустанно раздавались из вечно шипящего репродуктора-радиоточки, в обязательном порядке имеющегося практически повсеместно, так что ему и понаслышке, и на суровой практике удалось-таки испытать все прелести тех, теперь уже в Лету канувших и, надо сказать, эпических ныне времен.
В начале девяностых, когда разыгралась агония, а потом и стихийное бедствие коммунистического безумия и без малого воцарился хаос в бескрайней, по гланды настрадавшейся стране, началось такое, что и в сказке не рассказать…
Так давайте не стану трогать старое перо, ни тем более кисть, а обращусь-ка я к клавиатуре ноутбука, и вот она-то мне и поможет в той немалой работе, что предстоит по пути к изложению мыслей, которые воистину назрели уже до того, что сами ну попросту просятся на бумагу.
Десятками лет монотонно существовавшее общество билось в предсмертных конвульсиях привычной апатии и корчилось, словно роженица в схватках, мучительно выбираясь из застойных оков советского строя.
Тогда повсюду творилось чудовищное бесправие, выходящее за всякие рамки здравого рассудка, и до такой степени, что навеки будет помнить история, а люди будущего, наверно, аж содрогнутся от пересказов кровавых легенд о той воистину безумной эпохе.
Он, к тому времени будучи уже взрослым мужчиной, разумеется, тоже оказался в круговороте того кошмарного танца.
Те, порой шквальные веяния ветров свободы обратили в бегство десятки, нет, сотни тысяч, настрадавшихся вдоволь творческих личностей, «граждан – узников страны светлого будущего», с ошеломляющим треском лопнувшего в мелкие клочья мыльного пузыря большевистского строя.
Вряд ли поддалось бы статистике, сколько же все-таки душ тех или иных социальных групп унесло за кордон той первой волной, отхлынувшей из лагеря разваленного социализма, но он точно был среди них.
Будучи еще молодым, в те годы конца двадцатого века ему довелось побывать ажнак везде, от востока до запада, и наоборот, и накрест, если вам будет угодно. Трудиться в поте лица, когда была работа, а нет, то даже красть себе хлеба кусок, дабы поесть, набраться сил и дальше идти, в сражение с невзгодами жизни, да повидать в ней, похоже, немало, чтобы однажды решиться, и сесть за письменный стол, и, не имея особого к этому образования, начать-таки, начать писать свою повесть о тех временах, переживаниях народных и личных, повесть, которую вы, мой милый друг, теперь и начали честь.
По вечерам после работы на «евро-стройках», положив чуть ли не до бритвы стертый свой мастерок, в мозолистую руку он брал авторучку и порой набрасывал на страницы блокнота пару-тройку строк на ум пришедших стихов, некоторые мысли, события дня или нечто из личного рассказа коллеги во время обеденного перерыва, такого же бродяги, но с высшим образованием инженера-механика, потерявшего работу и в отчаянии подавшегося куда глаза глядят, на поиски новой жизни, бывшего милиционера, кто так же убежал от беспредела, или летчика,