По зову Илиады. Поэма в прозе. Павел Агеев

      Жаром объята пустыня,

      Солнце раскаляет песок;

      Золотые волнистые линии

      Искусно перекатывает ветерок.

      Это родина миражей

      И затерявшегося эха,

      Где оазисом зацвёл сюжет,

      И вскрикнул восторг успеха.

      Ветерок покачивал палатку

      И вскользь гладил её,

      А в ней золото в беспорядке

      Блестело алчным огнём.

      Мужчина нервно его разбрасывал,

      Не церемонясь с ценными артефактами;

      Ему Гомер Илиадой путь указывал,

      И мрак сомнения «освещал факелом».

      Женщину, что его сопровождала,

      Такая волна эмоций смутила.

      Наблюдая, ту грань она искала,

      Что на надежду и гнев его разделила.

      Он среди сотни своих находок

      Мистическую драгоценность искал, —

      Не трофей и не самородок —

      О какой Гомер в Илиаде слагал.

      И вот его лицо озарила

      Долгожданной победы улыбка:

      Явь мечту ему подарила,

      Он не мог сдержать радость крика.

      Среди золота великой Трои

      Нашёл он сказочную диадему,

      Что, согласно легенде, или истории,

      Венчала голову самой Елены.

      Этот искатель, наш герой, —

      Археолог-самоучка Генрих Шлиман.

      Он с детства шёл за своей мечтой,

      Находя верный путь по книге.

      Лишь тот мечты своей достоин,

      Кто реальностью её рисует,

      Ведь легендарную Трою

      Учёные считали абсурдом.

      И что попытки Генриха тщетны,

      Археологу руки напрасно они опускали;

      Им таинственные ответы

      Лишь больше вопросов задавали.

      Она – как мифическая Атлантида,

      Что загадкой погребла эра.

      Считали, что никто её не видел,

      Что это плод воображения Гомера

      Но искатель был из тех,

      Кто не останавливался перед целью.

      Он в насмешках не слышал смех,

      И в очаг мечты бросался ветром.

      В раннем детстве маленький Генрих,

      Едва только научившись читать,

      Не замечая времени в освещениях бледных,

      Мог вечерами страницы листать.

      Ночь колыбельную ему пела,

      И часы пролетали птичьим клином,

      Когда великую «Илиаду» Гомера,

      Щурясь, читал он перед камином.

      Он был полностью погружён

      В ту далёкую эпоху,

      Он явь воздвигал миражом

      И эмоции выражал вздохом.

      Однажды, увлечённый чтением,

      Не услышал, как его зовёт отец.

      У того закончилось терпение,

      И он закрыл сыну сиявший ларец.

      В тот тихий поздний вечер

      Был Шлиман – старший раздражён.

      Гнев в душе оставлял увечье,

      И словом он был вооружён.

      Отец служил Пастером

      В небольшой местной церкви,

      Он был будто в рабстве,

      Для него краски меркли.

      Невзирая на духовный сан,

      Он постоянно был слегка опьянён,

      Он не восклицал алкоголю осанну,

      Но и против него не был он.

      Подошёл к читающему сыну

      И небрежно вырвал книгу,

      Злость порождала силу,

      Ведь малыш пренебрегал религией.

      Голос эхом пронзил душу,

      Якобы, эти строки не правы:

      «Я изгоню эту ересь и чушь,

      Что съедает твой ум, словно отрава!»

      С этим ужасающим криком

      Он кинул книгу в камина пламя.

      Видом пожирающих бликов

      Мальчик был в сердце ранен.

      Генрих, как завороженный,