Средство от бессмертия. Елена Кивилампи
где атеизм был такой же частью окружающей атмосферы, как азот и кислород. Но не зря говорят, что в окопах атеистов нет, и за долгие годы нашего брака я дважды слышал, как моя жена молилась, – в первый раз о спасении, второй раз – об избавлении.
Когда-то давно Лиза носила ребёнка, но ему не было суждено родиться на свет. Я и сам едва не погиб, когда восемь часов шёл в ноябре месяце через замёрзшее болото чтобы вызвать санитарный вертолёт. До сих пор удивляюсь, как я сумел дойти: под ногами гуляла трясина, из-за снега я даже не видел, куда ступаю, а из леса доносился вой волчьей стаи. Я в любой момент мог сгинуть так, что и следов не нашли бы, или просто упасть от усталости и замёрзнуть. Но я дошёл, и Лизу тогда удалось спасти. А тот, за кого она молилась, не выжил.
Когда случилось второе несчастье, я уже не смог бы ничего изменить – разве что и вправду лечь костьми, отправившись пешком за помощью. До ближайшей больницы или аптеки лежали сотни километров бездорожья, весь транспорт стоял из-за сильных морозов, и спасти мою жену могло только чудо, но его некому было сотворить. И в тот раз она обратилась к Всевышнему, наверное, с самой страшной из всех молитв, какую только мог придумать человек. Когда перестали действовать ударные дозы анестетиков (да и их запас уже кончался во всём посёлке), Лиза молила Бога о том, чтобы Он послал ей скорую смерть и избавил от страданий. А меня избавил от страшной муки смотреть на её страдания и проклинать себя за бессильное малодушие.
Но Тот, к кому она взывала, опять оказался глух или просто отвернулся от нас. Собственно, я и не ждал другого исхода. Я привык считать вслед за Гольбахом, что вера людей в высшие силы – не более чем самовнушение, акт отчаяния, плацебо, придуманное чтобы приглушить извечный страх перед смертью и перед хаосом бытия. Да и на кой мне сдался такой Бог, – рассуждал я, – если он позволил хорошему, чистому, умному человеку умереть в самом расцвете лет?
Наконец Полозов получил нужные бумаги, и они с Маликом рассказали мне всю правду о кончине моей жены. Я принял эту новость на удивление спокойно; по крайней мере, их версия вполне вписалась в мои представления о добре и зле. Я жалел только об одном: чтобы донести до меня эту правду, пришлось потревожить прах Лизаветы.
Вот что я узнал из официальной сводки, зачитанной мне адвокатом:
– Олег Николаевич, ваша супруга действительно тяжело болела перед смертью. Но скончалась она от другой причины: её усыпили диэтиловым эфиром, очевидно, чтобы избавить от физических страданий. А потом похоронили тайно, но со всеми ритуальными почестями – потому подозрение и пало на вас. Конечно, с юридической точки зрения то, что вы – предположительно! – совершили, считается преступлением. Эвтаназия в нашей стране запрещена законом и карается по той же статье, что и любое другое убийство. Однако по-человечески я вас понимаю. Я сам потерял близкого родственника после неизлечимой болезни, и на его месте я предпочёл бы быструю и лёгкую смерть медленной и мучительной. И тот факт, что вы не помните случившегося, говорит о том, что вы действовали в состоянии аффекта. На том и будем