Десять дней октября. Алексей Поселенов
к печке и потрогал ладонью дымоходы. – Как думаешь, подтопить на ночь или так до утра дотянем, не замёрзнем?
– Да ладно, не топи, не зима же на улице. – Артём тоже встал с дивана.
Дядька продолжал:
– Вот представь, идёт человек, а за спиной рюкзак. Как затаил на кого обиду, злость или иной какой гнев, зависть, ревность, так, считай, положил камушек в рюкзак этот. И со временем там столько камней набирается, что дальше идти уже сил нет. Тянет рюкзак к земле, давит на плечи ношей непосильной, а человек вместо того, чтоб сбросить всё это, упирается, кажилится, пока совсем не свалится без сил.
– И что? Как сбросить этот рюкзак?
– Простить, – дядя Гена улыбнулся. – Простить тех, на кого гнев, злость, обида… Только по-настоящему, а не формально. Чтоб зла в душе не осталось ни капли. А уж каким образом ты это сделаешь, тут по-разному может быть. Я вот тебе предложил посмотреть на ситуацию с женой с другой стороны – что ты сам человека переоценил, а потом претензии ему предъявляешь, почему он не соответствует твоим требованиям. Да потому и не соответствует, что он совсем другой. Чего же сейчас на неё бочку катить? Расцени эту ситуацию как жизненный урок, словно ты в стул врезался, сделай выводы и живи дальше, но уже без Эльвиры своей, а ей скажи «спасибо» за всё и «до свидания». То же самое и Олегу своему. Впрочем, что делать, это тебе решать, жизнь-то твоя. Я просто тебе совет даю, не более.
– Вот, если честно, дядь Ген, то я тебя не очень понимаю с этими уроками. – Артём, задумавшись, неспешно ходил по комнате из угла в угол. – Это же не школа, в конце концов.
– А что же это? Жизнь как раз и есть одна большая и долгая школа.
– Гм, но в школе-то потом экзамены сдал и дальше, в институт, потом ещё куда-нибудь. А тут что? Рано или поздно помрешь и всё – кончились твои уроки.
– Кто знает, кончились они или нет.
– В смысле? Ты о загробной жизни, что ли?
Дядя Гена пожал плечами:
– Может, и о загробной, а может, вдруг, да и опять тут же, на земле этой.
– Ну ты даёшь! Вот договорились мы с тобой. Я там у тебя Библию видел на полке, а ты сейчас словно буддист какой‑нибудь рассуждаешь или индус. Да брось ты!
– Так я ж и говорю: тебе решать, как дальше жить. Это твой выбор, я же не настаиваю. Раз уж у нас с тобой разговор такой зашёл о жизни, вот я тебе и высказал своё мнение. Поделился, так сказать, не более того. А там уж тебе решать, – повторил дядя Гена и улыбнулся. – Ну что, может, спать уже ложиться будем?
– Давай, правда, спать будем, – согласился Артём. – А то что-то у меня уже голова кругом пошла от разговоров этих.
На душе у него стало как-то неспокойно, словно взъерошили там против шерсти. В бане, да и потом, когда сидели втроём за столом и разговаривали, он немного успокоился, даже смирился с мыслью, что никого жалеть не собирается, что всё само как-нибудь устаканится, а тут дядька опять со своими стульями, уроками да рюкзаками… Разбередил чего-то, только непонятно чего.
Когда