Чистые слёзы. Елена Волкова
где её мама? – спросил он.
– Да не знаю я ничего.
После посещения главврача мы сидели в холле и думали, что делать дальше. Мы почувствовали к себе особое отношение, как только оказались в кабинете. Нас успокаивало, что ситуация под контролем у руководства больницы.
Но постоянно звучали оговорки, что врачи не всесильны. Тут же мы узнали о том, что, если лечащий врач разрешит транспортировку, мальчик будет доставлен в Обнинскую детскую больницу вертолётом. Но пока Красюк С. А. не разрешает ввиду тяжёлого состояния ребёнка. Дескать, там есть искусственное сердце, которое можно подключить к больному. Но пока об этом не может быть и речи. И это мнение не только одного лечащего врача, это решение консилиума. Нам также сказали, что к лечению подключены лучшие реаниматологи (тут услышала фамилию Ладоша). Ни о каком посещении не может быть речи – это даже не обсуждается. О состоянии можно узнавать утром, в семь часов, по окончании ночного дежурства. Иконку и бутылочку со святой водой отнести разрешили. Самое важное сейчас – ждать и не нагнетать сложившуюся ситуацию. Когда главврач произнесла слово сепсис, у нас не дёрнулся ни один мускул. Мы не понимали, что это значит. Уже потом я узнала, что этот диагноз – один из тяжелейших, ведёт чаще к необратимым последствиям, нежели к выздоровлению. И как хорошо, что тогда мы находились в некоем вакууме незнания медицинской терминологии, иначе реальность поглотила бы нашу и так весьма хрупкую надежду.
Вы, наверное, думаете, какими мы были тупыми, если не знали элементарных вещей, которые сейчас у всех на слуху. Однако хочу сказать в своё оправдание, что передач о здоровье и фильмов, где умные доктора лечат смертельные болезни, было очень мало. Много времени я проведу в читальном зале городской библиотеки, изучая специальную медицинскую литературу. Тогда-то и станет мне страшно от приобретённых знаний о диагнозах…
Так как ребёнок поступил сначала в хирургическое отделение, а оттуда в реанимационное, то место в хирургическом числится за ним, поэтому я законным образом остаюсь ждать сына на его койке в отделении.
Наступило время обеда. Саша поехал в Тихвинскую церковь, а я вернулась в палату. На моей тумбочке стояла тарелка красного борща, заботливо принесённая Машей, а я поделилась с ней булочкой, оставшейся после завтрака в буфете. Она выложила всё, что узнала о маленькой девочке. Звали её Алина, ей десять месяцев. Лежит уже пятый месяц, тоже исправляют хирургическим путём врождённые дефекты пищевого тракта. Позади три операции, ожидает четвёртую. И главный вопрос: почему она одна? Мама у неё есть, но беспутная. Девочку родила неизвестно от кого, скорее всего от нерусского, об этом свидетельствовали раскосые глаза малышки. Сначала родительница лежала с ней, а потом бросила и ушла, свалив все обязанности на мамочек в палате и медперсонал. Она и раньше появлялась изредка, раз в неделю. Побудет часок, поносит на руках по коридору, чтобы её увидели, и исчезает. Сейчас ей запрещено приходить вообще, так как выявили