Жилец. Мари Беллок Лаундз
сти супруга (он сидел в глубоком кожаном кресле), чисто выбритого и щеголевато одетого, лежал отпечаток занятия, которому он посвятил долгие годы. Бантинг походил на лакея, но лакея с чувством собственного достоинства.
Меньше сказалась многолетняя работа прислугой на его жене, занимавшей неудобный стул с прямой спинкой. И все же следы прошлого угадывались: в строгом и опрятном черном платье, безупречно чистом гладком воротничке и таких же манжетах. До замужества миссис Бантинг была горничной, причем очень дельной.
Надо, однако, заметить, что, как ни странно, средние англичане нередко оправдывают собой поговорку «внешность обманчива». Комната, где находились мистер и миссис Бантинг, была очень недурна, и в свое время – как же давно оно минуло! – оба супруга немало гордились тщательно выбранной обстановкой. Вещи отличались добротностью и основательностью, вся без исключения мебель была куплена на солидном аукционе в одном частном доме.
Красные дамастовые шторы, скрывавшие от глаз хозяев туман и слякоть Мэрилебон-роуд, обошлись в сущие гроши, но могли прослужить, судя по всему, еще три десятка лет. Не менее удачную покупку представляли собой и великолепный аксминстерский ковер на полу, и кресло, где сидел сейчас мистер Бантинг, склонившись вперед и глядя в тусклый огонь. Надо сказать, приобретая это кресло, миссис Бантинг сделала экстравагантный шаг. Ей хотелось, чтобы ее муж имел возможность хорошенько отдохнуть после работы, и она выложила за кресло целых тридцать семь шиллингов. Не далее как вчера Бантинг нашел было для него покупателя, но тот догадался, насколько нуждаются сейчас супруги, и предложил всего-навсего двенадцать шиллингов и шесть пенсов. Сделка сорвалась, и кресло пока осталось на месте.
Но как ни ценили Бантинги жизненные удобства, им все же хотелось чего-то большего. На стенах гостиной висело несколько поблекших фотографий в аккуратных рамках: портреты прежних нанимателей мистера и миссис Бантинг и виды красивых загородных домов, где они, еще не будучи женаты, провели на службе долгие и, можно сказать, довольно счастливые годы.
Да, тут внешний облик был не просто обманчив, а обманчив вдвойне. Сохранив хорошую мебель – атрибут респектабельности, с которым разумные люди, даже впав в крайнюю нужду, расстаются в последнюю очередь, – несчастные супруги успели потерять почти все остальное, что у них было. Им уже приходилось голодать, а теперь предстояло еще и мерзнуть. Некоторое время назад мистер Бантинг вынужден был отказаться от табака – удовольствия, за которое обычно держатся до конца. И даже миссис Бантинг – женщина разумная и приверженная порядку – не могла не понимать, чего это ему стоило. Недавно она не вытерпела, выскользнула из дома и приобрела для мужа пачку виргинского табака. Бантинг был растроган – впервые за долгие годы его настолько тронули женская забота и любовь. Невольные слезы выступили у него на глазах, и муж и жена, оба люди невозмутимые, почувствовали укол в сердце.
К счастью, Бантинг так никогда и не догадался – да и как мог до этого дойти его обыденный, неповоротливый ум, – что бедной Эллен не однажды пришлось горько пожалеть о потраченных четырех с половиной пенсах, ведь теперь супруги вплотную приблизились к краю пропасти и с благополучного плоскогорья, обитатели которого ведут если не счастливое, то, во всяком случае, респектабельное существование, могли легко низринуться в бездну нищеты, куда людей приводит либо собственная вина, либо обстоятельства, диктуемые нашим странным общественным устройством, и где их безнадежная борьба с судьбой заканчивается смертью в работном доме, больнице или тюрьме.
Если бы Бантинги принадлежали к более низкому общественному слою, к той обширной категории, которую принято обозначать словом «бедняки», то нашлись бы, конечно, доброхоты из числа дружественно настроенных соседей; не оставили бы супругов без поддержки и представители высшего сословия, бывшие многолетние их хозяева – люди самодовольные и лишенные воображения, но все же добрые. Но Бантинги были далеки как от тех, так и от других.
Во всем мире существовал лишь один человек, который мог бы прийти Бантингам на помощь, – тетка первой жены Бантинга. У этой состоятельной вдовы жила Дейзи, единственный ребенок Бантинга от первого брака. Последние два дня Бантинг мысленно уговаривал себя взяться за перо, хотя почти не сомневался в том, что ответом старой дамы будет резкий, безжалостный отказ.
Что касается немногих знакомых, прежних сослуживцев Бантинга, то связи с ними постепенно ослабели и давно уже сошли на нет. Оставался только один друг, который заглядывал проведать впавших в нужду супругов. Это был молодой человек по фамилии Чандлер, у деда которого Бантинг в незапамятные времена служил лакеем. Джо Чандлер никогда в услужении не состоял, он был связан с полицией. Если называть вещи своими именами, юный Чандлер был сыщиком.
Когда супруги только-только поселились в этом злосчастном (по мнению обоих) доме, Бантинг частенько приглашал молодого человека, чтобы послушать его рассказы, очень интересные, а порой и захватывающие. Но теперь у бедного Бантинга не осталось ни малейшего желания слушать истории о том, как кого-то «отловили» или как еще кому-то по непростительной глупости позволили избежать участи, которой