Три закона. Закон первый – Выживание. ч. 2. Елена Пост-Нова
ота перестала существовать. Перестало существовать чувство долга. Остались только штормовые джунгли, тёмная кровь на зелёной листве и опасная близость человека, который поступил со мной, как с вещью.
Когда он вернулся спустя обещанный срок, я лежал, уткнувшись носом в стену… Войдя, он не медлил, двигался как всегда деловито, особо не останавливаясь – всё как обычно, ни единого признака неловкости.
Приведя себя в порядок после рабочего утра, он наконец подошёл ко мне.
– Ну что, как ты?
Я не отвечал. Впрочем, притворяться спящим тоже не собирался – просто лежал и смотрел в стену…
– Что, малыш, анализируешь?
Стена…
– Так, ну даже если ты так тормозишь, мыться всё равно надо.
Охотник хотел было повернуть меня за плечо, но встретил неожиданный отпор – я со злостью оттолкнул его руку.
– Это что опять? Ангельское смущение? – мужчина усмехнулся и вновь протянул свою здоровенную лапу.
Я с пущим гневом ударил по ней и сжал пуговицы своей рубашки в кулак.
– Я вам не позволю дотронуться до себя… – прошипел хрипло.
– Та-ак, кое в ком заговорила гормональная прыть, я смотрю, – с досадой цокнул он языком. – Послушай, мелкий. Осознай просто, что ты не в себе. Это пройдёт, но сейчас…
– Уйдите, Мичлав! – я выдернул из-под подушки пистолет и нетвёрдой рукой направил его на наставника. – Я понимаю, что в моём состоянии это выглядит смешно, но хочу, чтобы вы без траты слов поняли серьёзность моего требования…
Такого поворота он явно не ожидал. Моё сердце трепетало, в ужасе спрашивая не сошёл ли я с ума!
– У, как серьёзно, – охотник осклабился, почесавшись под лопаткой. – Со вчерашнего ты хотя бы усвоил, что оружие надо держать при себе. Ладно, не буду тебя лапать, но хоть еду и лекарство ты себе позволишь вколоть? Можешь даже приставить пушку мне ко лбу.
– Нет. Я от вас теперь ничего не приму. Я не могу знать, что вы мне колете… Может, вы и топливо сами подложили, а теперь врёте про инженеров…
– Потрясно, сказал правду – это принимают за враньё. Очень по-человечески. Малыш, не драматизируй, а?
– Я ничего больше от вас не приму.
– Хм… – улыбка попропала с его лица. – У тебя есть пара минут – подумать над другим вариантом.
Он поднялся и у аптечки наполнил раствором шприц.
– Мичлав, я вам не позволю…
– Да мне плевать, это уже не бирюльки, щенок!
Отмахнув пистолет в сторону, он прижал мою бледную руку к кровати. Я слишком устал за предыдущие пять минут, и, конечно, ничего поделать не мог. Но вместе с раствором транквилизатора в меня вливалась ненависть – настоящая, первородная, какой я никогда не испытывал раньше. Закусив губу, терпя боль, я смотрел на виновника всего – на своего бывшего наставника.
А он был просто раздражён. И закончив выполнять роль врача, молча встал, отшвырнул шприц в отходы и, пнув ногой аптечку, вышел из модуля.
Он вколол мне изрядную дозу, после неё я уснул надолго. Просыпаясь, видел один раз как к посиневшей моей руке тянется шнурок капельницы с питанием.
Господь, пусть это скорее закончится… Уже пятые сутки, всё может завершиться уже завтра или даже сегодня… Мне плохо, мне больно, болит абсолютно всё! Теперь ещё и само сознание… сама душа, словно мною грязно попользовались… В тяжёлом сне я видел выстрелы, убийства, кровавое месиво, в которое меня швыряли, я не мог выбраться, а куча журналистов сверху фотографировала это. Я мог позвать его на помощь, но не хотел… Пусть он идёт к дьяволу!..
Потом я просыпался, знал, что он находится рядом. Из-под льющегося на глаза пота смотрел на перемещающиеся тени на потолке – и стонал от горячих спазмов, разрезающих меня от пупка до промежности…
На шестые сутки всё резко закончилось. Даже боль. Точнее, она не совсем прошла, но её жалкие остатки я уже не замечал. И мог заснуть спокойным сном. Усталость накопилась такая, что проспал почти целые сутки. Без видений, без жутких мыслей. Может быть, это транквилизатор действовал? Не знаю.
Время от времени открывая глаза, я слышал тишину. Дождь прекратился. И ветер больше не рвал деревья. Даже забылось то, что произошло…
Мичлав попал в поле зрение лишь один раз во время моих пробуждений. Это было почти ночью – за окошком уже стемнело. Очнувшись от того, что руку мою опять обрабатывают для инъекции, увидев охотника за этим занятием, я даже не успел ничего подумать. Вместо чувства благодарности, которое цвело во мне лишь недавно, я ощутил гнев. Такой яркий, затмивший сознание первый раз в жизни! Не понимая, что делаю, я вырвал свою руку, схватил наставника за грудки и, рывком вздёрнув себя с подушки, прошипел ему в лицо:
– Не трогайте меня!..
Надо сказать, он едва ли пошатнулся от этого манёвра. Под его каменеющим, наливающимся мрачной тяжестью взглядом, гнев стал таять. В голове прояснялось, и я вдруг заметил, насколько же уступаю в размерах этому человеку. Молча он взглянул