Пока не рухнут небеса. Дж.Дж. Пантелли
мысли и протягивает мне бутылку с водой.
– Я знаю, детка, как тебе сейчас паршиво. Но я предупреждала тебя, да?
Закатываю глаза и делаю первый живительный глоток. Как только вода оседает в моем желудке, к горлу подкатывает тошнота. Не знаю, как у меня получается сдержать всё в себе. Нажимаю на кнопку стеклоподъемника и освежающий ветер охлаждает мое разгоряченное лицо.
Глаза постепенно привыкают к темноте берлинской ночи. Стоп! Мы не в городе. Сплошной полосой по обе стороны от трассы растут деревья с густыми кронами.
– Господи, Бруна, ты заблудилась? Это точно не Ледер-штрассе. – ворчу я, устраиваясь удобнее на пассажирском сидении.
– Я арендовала для нас домик на берегу Домерецзее. Тебе нужно отдохнуть. И даже не думай спорить со мной, малышка. – отвечает Бруна, прибавляя скорость, чтобы обогнать какую-то колымагу.
– Ты что? – от возмущения я подпрыгиваю на месте. – Домерецзее? Ты знаешь, что я хотела поговорить с матерью! Останови машину, и я сяду за руль сама!
Выжидающее смотрю на подругу, но ни один мускул не дрожит на ее лице.
– Ты все еще хочешь с ней говорить? Ману, черт возьми включи свои мозги и вспомни какого хрена ты напилась пару часов назад!
Я скрещиваю руки на груди и снова устремляю свой взгляд направо, всматриваясь в темноту. Как бы мне не было трудно это признать, но моя подруга в тысячный раз права.
Несколько часов назад мы были на выставке картин начинающих художников в Арт-Холле. Три моих картины были выставлены там с легкой руки моего преподавателя по дизайну и художественному мастерству Инкен Фольц. Не знаю, как этой женщине удалось уговорить меня выставить на всеобщее обозрение мои школьные работы. Конечно, на такое важное событие я пригласила не только мою лучшую подругу – Бруну Риттер, а также моих родителей. Правда они давно в разводе и все эти годы после него я жила с отцом, потому что ни один судья в здравом уме не доверил бы ребёнка моей матери. Нет, она не страдает алкоголизмом или другой пагубной зависимостью. Да-да, я знаю, что пора быть честной хотя бы с собой. Ее одна большая зависимость – она сама. Я в жизни не встречала более эгоистичной женщины. И, конечно, же остаться с ребенком в тридцать лет ей совершенно не хотелось. Но какой бы она не была, я всегда любила ее и тянулась к ней. И каждый раз, когда я надеялась на наше сближение она разбивала мое сердце. Вот и сегодня мама плевала на мое приглашение и, по словам отца, с очередным любовником уехала в Швейцарию. Тогда-то я и слетела с катушек и осушала все бокалы со спиртным, что проносили мимо меня официанты в Арт-Холле.
– Давай вернемся домой. – мой умоляющий тон не действует на Бруну. Она отрицательно качает головой.
– Нет, нет и нет. К тому же, я внесла депозит в пятьдесят евро. Давай проведем эти выходные в дали от Берлина, от колледжа и от прочих проблем.
Я шумно вздыхаю и вспоминаю, как давным-давно я, мама и отец тоже любили выбираться за город. Может Бруна вернет мне любовь к таким поездкам?
– Ладно! Твоя взяла! Но ведь ты тоже пила шампанское. Не думаю, что это была хорошая идея ехать за город ночью.
Я нащупываю ремень безопасности и благодарю бога за то, что моя подруга предусмотрительно пристегнула меня.
– Не думаю, что в этой глуши мы нарвемся на полицейских. К тому же, ты знаешь, что я так и не получила водительское удостоверение.
Наш смех заглушает слова песни Майли Сайрус, что льется из динамиков.
– Кстати, все три твои картины ушли с молотка. – Напоминает Бруна и подмигивает мне на пару секунд отвлекаясь от дороги.
– Конечно, каждая за сто евро. Я чертовски богата!
– Нужно же с чего-то начинать! А это значит, что в этом месяце мы не будем ломать голову, где достать денег на аренду нашей квартиры.
– Тут ты права. Фрау Урлих потеряет сознание, когда мы вручим ей деньги ровно в срок.
Наше веселье продолжается недолго. Бруна какого-то хрена вспоминает парня, о котором я меньше всего хочу слышать.
– Да Коста купил одну из твоих картин. – Заявляет она и переключает внимание с дороги на меня, чтобы прочитать на моем лице реакцию на эту новость.
– Серьезно? И какую же из трех?
Мое напускное безразличие заставляет Бруну фыркнуть.
– «Женщина на мосту».
Я даже зажмуриваюсь, когда слышу ее ответ. Почему именно эту картину? Из всех трех полотен, выставленных сегодня в Арт-Холле, эта работа для меня была самой дорогой. Потому что на мосту изображена моя мать. В тот день мы были за городом, в местечке «ШвайцерВальд». Мне было семь лет, я наблюдала за тем, как мать провожает взглядом речной теплоход и мое сердце переполняла чистая любовь. Но уже через час она оставила нас с отцом и уплыла на одном из таких теплоходов в свою новую жизнь.
Я глубоко вдыхаю, пытаясь побороть непрошеные слезы.
– Мне хотя бы повезло, что мы не столкнулись. – раздраженно проговариваю я.
– Я не понимаю, почему Мемо в твоем черном списке парней?
Бруна