Центурион Траяна. Александр Старшинов
из таверны. Новоприобретенный раб плелся следом, кутаясь в грязные лохмотья.
– На кой тебе сдался этот мальчишка-калека? – покосился на юношу Кука.
– Мы же давно хотели подыскать раба, чтобы в казарме прислуживал.
– У него же только одна рука, не заметил? – хмыкнул Кука. – Отправь его лучше в Томы. Пусть просит милостыню у какого-нибудь храма, куда заглядывают в основном женщины. Хоть бы у храма Дианы, Бендис по-здешнему. Бабы – они жалостливые, будут кидать калеке медяки.
– Он стоил немного, – напомнил Приск.
– Но жрать-то будет как любой другой.
Приск задрал рукав шерстяной туники и птериги кожаной лорики, продемонстрировав красный бугристый шрам.
– Пройди фалькс чуть глубже, я был бы точь-в-точь таким, как он – то есть никому не нужным калекой. А ликса по нынешним временам наверняка его оставит в канабе – стеречь свое барахло. То есть на верную смерть. Он – грек, даки его не помилуют.
– Никогда не думал, что ты вот так будешь распускать слюни. Раб должен работать, а этот… – тут какая-то мысль посетила Куку и заставила его умолкнуть на полуслове. – Эй, парень, поди-ка сюда… Покажи-ка свой шрам.
Раб послушно задрал лохмотья. Плечо было неестественно вывернуто, распухло, но шрамов на коже не проступало.
– Да этот красавчик попросту недавно вывихнул руку, клянусь Геркулесом! – изумился Кука. – Как же ликса этого не понял? Или его сторожевой пес Борк не сообразил?
При имени «Борк» Аристей вздрогнул, как будто Кука кликнул лохматого нумидийского пса, что приучены рвать людскую плоть – такие охраняли ворота римских крепостей на дакийской земле.
Приск усмехнулся:
– Все ясно: Борк сам вывернул руку парню. А чтоб не получить от хозяина взбучку, сказал, что его продали раненым. Так ведь все и было?
Аристей несколько раз спешно кивнул.
– Тем лучше! – засмеялся Кука. – Тебе достался сильный и крепкий раб почти что задаром. Надо срочно отвести его к медику, чтобы вправил плечо. И как только ты сумел обдурить Кандида! – восхитился Кука. – Ты же у нас самый честный, не врешь, не доносишь, а Кандида надул.
– В чем я соврал? – спросил Приск, и в голосе его мелькнуло раздражение.
– Да нет, ни в чем… Но сообразил, что парень вовсе не калека.
– Нет, не сообразил. Я – не медик.
– Но почему… Нет, но… – Кука окончательно запутался и махнул рукой, так и не задав вопроса.
Приск не стал рассказывать Куке, что видел этого парня несколько лет назад. Здесь же – в канабе Пятого Македонского. Военный трибун Элий Адриан в этой самой таверне рисовал торс Аристея, тогда еще совсем мальчишки, на отбеленной гипсом доске. Возможно, парень сбежал на ту сторону Данубия к дакам. А те дали ему в руки меч и велели: воюй. Или все было не так? Почему-то Приск был уверен, что Аристей никогда не расскажет, как он очутился в партии рабов.
Видя, что добровольно