Основы истории философии. Том первый – Философия античности. Иоганн Эрдман
0062-9073-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие к четвертому изданию
Книга Иоганна Эдуарда Эрдмана «Основы истории философии» – самое выдающееся изложение полного развития западной философии с гегелевской точки зрения, появившееся со времен гегелевских «Лекций по истории философии». Она почти полностью взята из самых ранних источников и везде сосредоточена на том, что является философски важным.
Эрдманн был особенно призван выполнить эту задачу. На протяжении десятилетий он читал зиму за зимой лекции по истории философии, прежде чем решил предложить своим многочисленным благодарным слушателям возможность узнать больше именно из «Основ». Однако он уделял гораздо больше внимания необходимой филологической подготовительной работе по изучению источников античной философии, чем фактическому содержанию изложения. Если философское содержание этой подготовительной работы было лишь второстепенной целью, она становилась для него непривлекательной. В более поздних изданиях он также дал реконструкцию философии греков, которая не всегда учитывала неопределенное состояние наших знаний. С другой стороны, Эрдманн, представитель двух поколений немецких философов, вышедших из теологии, имел не только основательное теологическое образование, но и глубокое понимание учений средневековой философии. Изучение источников этого периода, характерное для его изложения, доставляло ему удовольствие. Прежде чем взяться за разработку Основ, большую часть своей научной работы до этого он посвятил философии нового времени. Тот, кто сравнит настоящие замечания с содержанием шести томов его попытки научного изложения современной философии, легко увидит, как много он добавил, даже к зрелым, превосходным обсуждениям последних двух томов этого масштабного труда. Это касается не только богатых изложений многообразных направлений философской мысли в XVII и XVIII веках и особенно в первой трети нашего столетия, но и реконструкции ведущих философских систем. Наконец, почти незаменим подробный раздел «Немецкая философия после смерти Гегеля».
Скромность, с которой Эрдман говорит об этом «приложении» в предисловии ко второму тому, – не что иное, как намеренная скромность. Тем не менее, трудно найти кого-либо, кто смог бы проработать философскую литературу этого периода в Германии, особенно периода 1830—1860 годов, так же, как это сделал он, и, конечно, никого, кто смог бы представить все продукты развития и распада этой фазы с такой же степенью понимания. Эрдман пережил интеллектуальные течения того времени во всей полноте своих сил. То, что он, несмотря на свою твердую, непоколебимую партийную позицию, смог освещать их как сторонний наблюдатель, является незабываемым свидетельством его исторического такта.
Учитывая эти достоинства книги, я не сомневался, что на просьбу моего дорогого друга и издателя фон Эрдмана о том, следует ли организовать новое издание вышедшей из печати книги, я должен был ответить утвердительно. Однако я очень сомневался в том, что смогу выполнить настоятельную просьбу Вильгельма Герца и Карла Бартельса, старшего друга покойного, и провести необходимую ревизию. Решающим фактором стало то, что я был убежден, что действую в духе моего высокочтимого тезки.
Задача пересмотра была в целом ограниченной. Эрдман не только писал книгу с «точки зрения» своей систематической позиции и формировал ее оттуда по единому лекалу; он также запечатлел на каждой странице печать своей индивидуальности, интеллектуальной идиосинкразии, которая сформировалась так же прочно и резко, как и его внешнее лицо: эту позицию нельзя было изменить; в остальном я должен был быть скромным. Иначе мне пришлось бы писать новую книгу. Поэтому мне не разрешалось выходить за рамки пересмотра.
Соответственно, я вносил изменения в текст только там, где их допускала системно-конструктивная структура целого и индивидуальная окраска линии мысли, и там, где исследования последних десятилетий, казалось, делали их обязательными. Тот факт, что, несмотря на уверенность в общей постановке задачи, я часто почти в каждом предложении сомневался, правильно ли я поступаю, будет учтен знающими людьми там, где они поступили бы иначе, возможно, лучше. Более далеко идущие изменения в тексте первого тома я счел уместными почти только в изложении «Философии античности». Многочисленные улучшения, в основном дополнения, происходят из рукописного экземпляра Эрдмана, который профессор Юлиус Валлер, двоюродный брат покойного, был достаточно любезен, чтобы предоставить в мое неограниченное распоряжение. Ни эти улучшения, ни мои собственные дополнения не были помечены как таковые. Мой небольшой вклад не должен быть причиной нарушения единства целого.
Я и издательство особенно обязаны моему другу, профессору д-ру Клеменсу Баумкеру из Бреслау, который по моей просьбе взял на себя труд дополнить мои скромные познания в средневековой философии многими параграфами из богатства его тщательных и обширных источниковедческих исследований. Объем внесенных им улучшений едва ли меньше, а их содержание в основном значительнее, чем мой вклад в этот период.
Транскрипцией имен в разделе, посвященном арабской и еврейской философии,