Лес. Светлана Тюльбашева
о нам предстояло провести вместе еще неделю, поэтому я ответила:
– Давай! – И вернулась в гостиницу.
С номером повезло: окна выходили на лес, шума дороги не было слышно. На двух узких кроватях валялись скомканные простыни с синими штампами, в проходе, прижавшись друг к другу, стояли две тумбочки. Я встряхнула простыни, заглянула в тумбочки и под кровати, смахнула мусор со стола в урну, зашла в ванную. Там под разорванным пакетиком шампуня лежали маникюрные ножницы Лики (вечно она все забывает), и я положила их в карман куртки. Больше наших вещей в номере не было.
Я вышла в коридор, застеленный длинным красным ковром, обернулась, посмотрела на номер в последний раз, и у меня возникло чувство, которое я тогда не поняла, но понимаю сейчас. Смутное ощущение, что нужно бежать – бросить Лику, поймать машину, доехать до Петрозаводска и оттуда первым же поездом в Москву. Я стояла в коридоре, смотрела на номер и вспоминала свою маленькую квартиру с желтыми обоями в цветочек, которые я давно хотела переклеить, но все никак, кухню с красным чайником на плите, расшатанный кухонный диванчик, застеленный полосатым пледом, вид из окна на ряды серых типовых девятиэтажек. В той квартире – и только там – я чувствовала себя в безопасности.
В конце коридора появилась уборщица, лязгающая ведром, морок рассеялся.
– Выезжаете? Чего так поздно-то, все уже выехали, я уже все номера убрала, одни вы остались, мне весь день тут из-за вас убираться?
– Извините, – ответила я и пошла к лестнице.
На первом этаже сидела администраторша с длинными бордовыми ногтями, усыпанными стразами, и каким-то пергидролем на голове. Ночью она заселяла нас с таким видом, будто делает личное одолжение. Работал телевизор. Пятеро людей в студии с желтыми диванами пытались друг друга перекричать, назревала драка.
– Можно заплатить?
Администраторша придвинула ко мне пачку бланков, не отрываясь от телевизора, и ткнула в них длинным ногтем – заполните. Я начала заполнять бланк, в студии началась драка, мужик ударил жену (или сестру, я не поняла) в челюсть и назвал ее тварью, а ее мать (или тетка) с воплем вцепилась ему в волосы. Что она говорила – было запикано, но в целом можно было догадаться. Тетка вырывала клоки волос из головы мужика, тот в ответ бил ее кулаком в живот. Охранники разнимать драку не торопились.
– Что же вы делаете, Василий? Как можно бить женщину? – сказал ведущий в микрофон, не сдвинувшись с места.
Бланк подошел к концу, незаполненной оставалась только дата.
– Какое сегодня число?
Администраторша молча ткнула длинным бордовым ногтем в календарь.
– Двадцать третье? Разве не двадцать четвертое?
Драка закончилась, вмешались охранники. Администраторша оторвалась от телевизора, окатив меня презрительным взглядом, посмотрела на календарь и молча передвинула прозрачную рамку. «Вот дура», – подумала я, вписала дату, отдала бланк, деньги и вышла из гостиницы.
Лика успела переставить «фольксваген» прямо ко входу и ждала меня с очень довольным видом.
– Все влезло! – сказала она.
– Едем, – ответила я.
Мы сели в машину, по диагонали проехали пустую стоянку и выехали на трассу. Про странное предчувствие в коридоре гостиницы я к тому моменту уже забыла и думала только о том, где бы позавтракать.
1
Эта история началась из-за жары в Москве. То лето было невыносимым: температура стабильно держалась выше тридцати градусов. Плавился асфальт, воздух был раскаленной смесью выхлопных газов и пыли, казалось, сделав глубокий вдох, можно сжечь легкие. Люди ехали на работу в шортах и вьетнамках, иначе в метро можно было получить тепловой удар, и затем натягивали колготки и брюки на мокрые потные ноги в офисных туалетах.
Мне повезло: в июне меня уволили с работы, то лето принадлежало только мне, и это было первое по-настоящему беззаботное лето. Искать новую работу я не торопилась: весной умерла бабушка, оставив небольшое наследство, на него можно было спокойно прожить до осени. Я гуляла по улицам, ходила в парки, читала Брэдбери, взятого в районной библиотеке, ела мороженое и смотрела, как дети купаются в фонтане – хоть кто-то радуется жаре. В особенно жаркие дни я оставалась дома, лежала под мокрой простыней, пила чай с кубиками льда и смотрела в окно. В один из таких дней мне позвонила Лика.
Мы не были близкими подругами, мы не были подругами вообще, мы когда-то работали в одной компании и с тех пор иногда общались – встречались раз в полгода, гуляли по парку, ходили в кино, обсуждали, что изменилось на нашей бывшей работе, кто женился, кого уволили и всякое такое. Я удивилась звонку Лики – кто-кто, а она точно должна была отдыхать где-нибудь в Турции со своим очередным парнем. Отец Лики был бизнесмен.
Но Лика сказала, что она в Москве, с парнем рассталась – поняла, что он не ее человек, – а еще отец ей на день рождения подарил машину, и она хочет куда-нибудь поехать, куда-нибудь на север, может в Карелию, где прохладнее и где интеллигентнее люди. Откуда такие мысли? Но ведь на севере люди всегда