Земля предков. Александр Мазин
ть многое. От раба до хёвдинга, то есть вождя боевой дружины. Собственно, я и сейчас оставался вождем, вот только дружина у меня была – едва хватит, чтобы заполнить румы моего маленького драккара. Звали меня здесь до недавнего времени – Ульфом Черноголовым. Ульфа я придумал сам, а Черноголовым окрестили братья по палубе. Но в прошлом году один из моих хольдов, берсерк и великий воин Хавгрим Палица, «перекрестил» меня в Ульфа Хвити. Белого Волка. Никто не возражал. Я – тоже. Белый Волк – мой давешний зверь-хранитель, или как это там называется. Не важно. Важно, что, когда он приходит, мы танцуем. И танец этот – лучшее, что я испытывал в жизни. Зато для моих врагов он весьма неприятен.
Что еще добавить?
Здесь у меня есть названый сын. Вот он сидит. Виги-Вихорёк. Я встретил его, когда он был совсем мальчишкой, рабом у франкских монахов. Теперь он – викинг. Дренг. И уважаемого рода. Моего то есть, поскольку я его усыновил по всем здешним правилам.
Еще у меня есть названый брат. Тоже берсерк и сын берсерка, а зовут его Свартхёвди Сваресон, по прозвищу Медвежонок. Медвежонок – брат мой по клятве и по праву родства, поскольку сестра его Гудрун – моя законная жена. Сейчас Медвежонок сидит напротив меня, и шею его, вполне годную, чтобы согнуть лом, разминает сисястая девка-рабыня, которую братец только что употребил по прямому назначению. К обоюдному удовольствию. Свартхёвди любит женщин, и они его – тоже. По здешним понятиям, Медвежонок – красавчик. Нос картошкой, борода лопатой, лапы в татуировках, из-под белесых бровей поблескивают медвежьи глазки профессионального убийцы. Моему братишке не то что палец в рот не клади. Вообще ничего съедобного в его сторону не протягивай. Отхватит по самые ягодицы. Это о нас мой скальд Тьёдар Певец сочинил сагу о Волке и Медведе, от которой меня уже тошнит. Но людям нравится.
Свартхёвди по обряду – мой младший брат. Он сам так решил, хотя здесь, на острове Сёлунд, он не менее уважаемый человек, чем я. Богатый и славный. Я тоже богатый и славный, а многие считают меня еще и удачливым.
Я не спорю. Ведь моя жена – самая красивая женщина Сёлунда (внешнего сходства с братом, к счастью – ни малейшего), и я ее люблю. Последнее не удивительно. Удивительно то, что она меня любит. Полюбила, как утверждает, с первого взгляда, хотя по местным меркам я – не очень. Среди всех этих высоченных плечистых синеглазых блондинов я смотрюсь очень посредственно, ибо росту невысокого и масти черной, за что и получил, кстати, первое прозвище. Однако эти недостатки внешности уходят на второй план, когда у меня в руках клинок. Игре с железом я обучался еще в «прошлой» жизни и достиг немалых успехов, не говоря уже о коллекции престижных кубков и медалей. Но только здесь я достиг настоящего совершенства. Ведь только здесь клинок становится тем, для чего создан: границей между двумя мирами. Миром жизни и миром смерти.
– В какой истории ты сомневаешься? – ворчит Свартхёвди, красный, распаренный, ленивый. – Ты о чем, брат?
– В той, что Сигурд Змей в Глазу рассказал прошлой весной?
– А что он рассказал? – Свартхёвди хорошо. Он всласть попинал мяч, качественно пропарился, всосал литров пять пива, поимел девку (здесь это супружеской изменой не считается) и теперь способен думать только о простом и приятном.
– Год назад, – напоминаю я. – Помнишь? На пиру у конунга он рассказывал? Как у него драккар пропал…
– Ну-у-у… – бормочет Медвежонок. – Не помню. И что нам до пропавшего драккара Сигурда Рагнарсона?
– Забыл, что ли? Ивар рассказывал. У Сигурда драккар пропал, а жрец в Оденсе ему заявил: мол, боги его забрали.
– А чё такого? – бормочет Медвежонок. Татуированная лапа нащупывает ляжку рабыни и щиплет. Больно. Рабыня пищит, но массажа не прекращает. Рабыне, по-здешнему – тир, положено терпеть. Она принадлежит одному из многочисленных родичей Медвежонка, так что Свартхёвди может делать с ней всё, что пожелает. Хотя если он ее покалечит или убьёт, придется выплатить ущерб. Как за испорченную вещь. Но пока она в полном порядке и востребована. И судя по тому, какие взгляды кидает в ее сторону Вихорёк, одиночество ей в ближайшее время не грозит. Однако пока рабыня занята Медвежонком, Вихорьку ничего не светит. И он это понимает.
– А то, братец, – говорю я, – что на хрена богам драккар Сигурда Рагнарсона?
– Ну-у… – Медвежонок, похоже, собирается задремать. – Драккар небось хорош. У Змееглазого-то. А боги… Кто знает, что им надо? Ты, что ли, знаешь?
– Что надо богам, я не знаю, а вот насчет драккара – догадываюсь! Это Хрёрек, брат! Больше некому.
Здесь я могу говорить свободно. Хозяин и его сын ушли готовить пирушку, а мой названый сынок Виги-Вихорёк попусту болтать не станет. Что же до рабыни, то кто их слушает.
– Думаешь? – Свартхёвди приоткрыл один глаз. – А знаешь, на Хрёрека Сокола это похоже. Если он жив, ясное дело. Хотя… Увести драккар с пристани главного города Сигурда? Нет, не верю, невозможно.
И глаз снова закрылся.
– А я бы проверил.
– А что тут проверять? Вот придут первые корабли из Хедебю, и узнаем.
– Почему из Хедебю? – спросил