С тех пор как ты ушла. Сагит Шварц
рода рестриктивной анорексии, одержимость физическими упражнениями, зонды для кормления, соотношение веса с ростом и один эпизод селфхарма, то есть нанесения себе телесных повреждений. В книге также рассказано о смерти от сердечного приступа, к которому привело расстройство пищевого поведения, и о вызванном той же болезнью выкидыше.
Хотя я дипломированный клинический психолог с диагностированным РПП, мой роман не является руководством по лечению этой патологии. Перед вами скорее честный рассказ о жизни с расстройством пищевого поведения и благая весть о том, что выздоровление возможно.
В книге также рассказано о смерти родителей и случаях опиоидной наркомании.
Пожалуйста, имейте это в виду, прежде чем приступить к чтению.
Часть первая
Обрисуем проблему
Быть полностью честным с собой – полезная практика.
Глава 1
День первый
Вчера мне позвонила новая пациентка.
– Вы сможете принять меня сегодня? – спросила она. – Мне очень срочно.
У меня и раньше бывали такие звонки. Порой люди испытывают сильную душевную боль и нуждаются в немедленной помощи. А в других случаях мне задним числом становится понятно, что они просто не уважают чужие границы. Я сказала, что сегодня у меня нет для новой пациентки ни единого окошка, но предложила выкроить для нее время на следующий день в семь утра.
– Так даже лучше, – согласилась она. – У вас будет меньше народу, правда же?
Этот вопрос заставил меня призадумываться, не испытывает ли она чувство неловкости оттого, что вынуждена лечиться, – мне доводилось сталкиваться с такими людьми. А может, она знаменитость и не хочет, чтобы ее узнали.
У меня частная практика на Беверли-Хиллз, поэтому среди моих пациентов есть и несколько известных людей, хотя некоторых из них мне пришлось погуглить, потому что раньше я о них не слышала.
И вот на часах 6:42, но бодрости нет и в помине. Я потягиваю кофе, пытаюсь проснуться и жалею, что назначила прием на семь утра.
Мы с Эдди не спали до половины второго ночи, ведя все тот же разговор, что и в последние месяцы: он хочет жить вместе, а я сомневаюсь.
Теоретически его предложение имеет смысл. Мы вместе уже почти два года. Он отличный парень – верный, с юмором, хороший отец. Но я знаю: если мы съедемся, следующим шагом он сделает мне предложение. Десять лет назад я уже шла по этой дорожке, и ничего хорошего в результате не вышло.
А еще я боюсь, что это будет тяжело для его семилетней дочери Сары. Вдруг между мной и ее отцом что-то не заладится? Жена Эдди неожиданно скончалась, когда Саре было всего четыре года. Если выйду за него замуж, а потом наши отношения развалятся, девочка снова потеряет мать. И на этот раз ситуация будет хуже, потому что у нее останутся связанные со мной воспоминания, ведь она уже не такая крошка, как в день смерти родной мамы. Мне слишком хорошо знакома эта боль.
К тому же вдруг я не гожусь для того, чтобы день за днем играть роль матери? Эдди уверяет, что Сара меня обожает, но я ведь не укладываю ее каждый вечер в постель и не бужу каждое утро. Мы проводим втроем выходные да пару раз в неделю встречаемся все вместе за ужином. А съехаться означает быть рядом постоянно и взять на себя все заботы – от ухода за Сарой во время болезни до планирования дней рождения и визитов к стоматологу.
Я делаю еще глоточек кофе, стараясь заодно проглотить тревожные мысли. Потом забиваю в поисковик имя новой пациентки, но он не выдает ничего примечательного об Одри Гладстон из Лос-Анджелеса.
Загорается лампочка, извещающая о том, что пришел посетитель. До назначенного времени еще пятнадцать минут. Дай мне волю, и я немедленно пригласила бы пациентку в кабинет. Мне приходится постоянно работать над своими границами. Я напоминаю себе, что, если начать консультацию прямо сейчас, эта женщина и в следующий раз будет рассчитывать на такую возможность, и, возможно, напрасно: вдруг я буду занята с другим пациентом? Поэтому я просматриваю новостную ленту на телефоне.
Через пятнадцать минут я выхожу из кабинета, чтобы забрать новенькую из приемной. Она сидит в кресле, на ней неприметная повседневная одежда, черная бейсболка. Голова опущена, колени ходят ходуном верх-вниз, а одна рука крепко сжата в кулак.
Тревожное расстройство?
Она замечает меня и тут же вскакивает. На вид я дала бы ей лет двадцать с хвостиком, если бы не написанная на лице тревога, которая ее старит.
Я веду пациентку в кабинет, закрываю за нами дверь и жестом приглашаю располагаться на диване.
– Пожалуйста, приса…
– У меня всего несколько минут, – перебивает она и остается стоять. – Я пришла не для лечения.
Что? А я-то явилась на работу в такую рань, потому что из ее слов у меня сложилось впечатление, будто ей срочно необходима помощь!
– Не понимаю, – приходится признать мне.
– Ваша мать в опасности.
– Что?! –