Просто Бакон. Владислав Кошкин
в про бельгийцев. Так как анекдоты про француза, немца и англичанина были изначально обречены на «не смешно», он начал с: «Однажды француз, немец и бельгиец». Но начальник даже не улыбнулся, хотя по статистике должен был уже начать смеяться. Тогда будущий сомелье поделился с ним новостью из утренней «Ле Парисьен» о том, что под Лилем в тумане столкнулось двадцать две автомашины, которые ехали на воскресную ярмарку. И каждый уважающий себя житель пятой республики посчитал, что это были непременно отсталые бельгийцы.
После этих слов начальник еще больше нахмурился, у него зашевелились желваки. Он себя отсталым не считал. «Это ле финале», – подумал тогда про себя будущий сомелье. Но ему повезло: дальнего родственника полицейского в сорок пятом году русские освободили из концлагеря, и теперь полицейский вернул долг и освободил россиянина. А где-то через полгода боссы винодельческой индустрии высоко оценили его работу на основе винограда сорта Бако. Молодым русским сомелье были предложены такие технические условия, от которых мэтры западноевропейской ассоциации виноделов отказаться не могли. Еще свежо было в их памяти выступление «лысого кукурузника» с Кузькиной туфлей его матери.
Итак, с несколькими дипломами, патентами и прозвищем «Бакон» талантливый сомелье вернулся в родную Москву. Он получил престижную работу, квартиру и имел большие перспективы. И все было хорошо, пока к нему за консультацией со словами: «Мы имеем вам сказать» не обратился гражданин с Пересы. Бакон его проконсультировал, да так, что сорвал крупную сделку, а потом закрыл кооператив, который разливал борматуху и выдавал примитивное пойло за элитное вино.
От гражданина с юга он получил массу наилучших пожеланий на древнем одесском, от граждан с Кавказа – крепкого здоровья на грузинском, а от председателя вольного товарищества виноделов Подмосковья – сто … в спину.
Но по-настоящему серьезные проблемы Бакона ждали на обыкновенной улице спального района Москвы. В здании, которое построили еще военнопленные для того, чтобы в 90-е в нем разместился маленький винно-водочный заводик, по кабинету расхаживал от стены к стене представительный мужчина, директор этого скромного предприятия Аркадий Иванович Шикуля.
Он сильно нервничал, размахивал руками, вздыхал и даже что-то шептал пересохшими губами, кажется, молитву, кельтскую: «Я золотом порадую тебя и серебром отблагодарю». Но за столом все равно сидел Бакон в отлично сшитом костюме и заполнял документы. Шикуля глубоко вздохнул и голосом, не имеющим достоинства, произнес:
– Да как ты не поймешь, уважаемый господин сомелье Бакон! Мне и всем побоку, какой за бугром «венчик» льют. Ты кто? Сомелье сегодня, и завтра тоже сомелье! А я сегодня директор, а завтра…
– …подсудимый, – перебил его Бакон.
– Тьфу, тьфу три раза через плечо, зараза, – скороговоркой парировал Шикуля и выстрелил холостыми плевками себе в левое плечо. – Я все про тебя знаю! Неподкупный, обеспеченный. Что взятки не берешь, НЕ ВЕ-РЮ, – по слогам закончил директор.
Бакон медленно поднял голову. На его лице не дрогнул ни один мускул, оно выражало хладнокровное спокойствие.
– Ну вот и до Станиславского дошли! – сказал он.
Директор задумался. В его голове зашевелились тараканы, перебирая в памяти громкие фамилии.
– Не припомню! Он местный или понаехавший? – уже высокомерным тоном спросил он.
Бакон глубоко вздохнул.
– Все понятно, – сказал он и встал из-за стола. – Вы производите разлив некачественной винной продукции, которая не соответствует ни одному из стандартов. Итальянский. Херес. Кастелино. В природе не существует. Это все равно как: Слезы. Черный. Мамба.
– Плевать,– огрызнулся Аркадий Иванович. – И на тебя тоже, – добавил он.
– Ну что ж, как угодно. Я обязан подписать акт и закрыть вашу контору, – официальным тоном огласил вердикт Бакон.
– Ладно, подожди! Давай потушим этот пожар! Сколько ты хочешь, говори? Сто, двести, миллион? – взмолился директор.
Бакон отрицательно покачал головой и подписал акт. Звук, который при этом испустил директор винно-водочного завода, напоминал одновременно гудок паровоза и скрип старой деревянной калитки.
– Ах так! Ну хорошо, хорошо! Вот попомнишь! Обещаю, что ты лишишься всего, будешь жить в нищете и в конце концов превратишься в бомжа. И будь прокляты все сомелье! – с шипением закончил директор.
Еще пять минут назад Бакон тупо смотрел в потолок, лежа на кровати в маленькой комнате общежития работников муниципального транспорта. Потом закрыл глаза, сильно зажмурился и резко открыл. Со стороны это было похоже на детскую игру, но на самом деле все было не так. Вчера он съел много некачественного виски, а сегодня у него болела голова.
Бакон медленно спивался в убогой комнатушке этого грязного перенаселенного общежития. И хотя товарищей среди проживающих здесь у Бакона не было, ему было жаль несчастных. Последнюю зарплату они получили трамвайными рельсами в лом с учетом самовывоза и демонтажа из-под двадцатисантиметрового