Девушка-праздник. Татьяна Алюшина
задержался-то, конь наш вороной? Не по амурным ли делам?
– Об этом позже! – подражая актеру Буркову из известного фильма наклоном головы, серьезным выражением лица и отсекающим жестом руки, отложил вопрос о причинах своего опоздания Гришка.
И, не выпуская ее руки, двинулся к задним сиденьям автобуса, но был остановлен Эллочкой, ухватившей начальницу за свободную руку.
– Нам тоже интересно! – возмутилась Эллочка и потребовала: – Пусть она здесь сидит и всем рассказывает!
– А я буду громко ее пытать! – пообещал Гришка, состроив инквизиторскую мину, чмокнул Эллочку в нос, высвобождая из ее цепких лапок «подследственную».
Эллочка поборолась для виду, но сдалась, как и следовало ожидать. Одержав викторию в баталии за эксклюзивное внимание любимой руководительницы, Гришка продолжил целеустремленное движение по проходу, таща Дарью за собой, к месту своей обычной дислокации в автобусе – на последнее двойное сиденье.
Небрежно кинул ноутбук на задний, четырехместный ряд сидений. На аккуратно сложенный, мягкий, – заметьте! – мягкий реквизит, позволявший расчетливую демонстрацию такого небрежения к обожаемому и всячески оберегаемому предмету производства и, собственно, всей жизни. Чуть оттеснив Дарью, Григорий Комаров лихо скакнул на облюбованное место у окна, картинным, нарочитым жестом указав ей на сиденье рядом.
Дарья с сомнением посмотрела на предложенный «пыточный стул», повернулась к салону и с тем же сомнением посмотрела на свою команду.
Народ в последней стадии разбираемого любопытства замер, готовый внимать «чистосердечке». Аж повыворачивались все со своих мест, Ленка с Ирой так вообще встали на сиденьях на колени, высунув любопытные головушки над спинками кресел.
– Ладно, Малюта! – сдалась с театральным вздохом смирения Дарья. – Чини свой допрос, изувер!
Гришка в предчувствии интриги развернулся спиной к окну, дождался, когда Дарья сядет, и с улыбкой кота, интересующегося у пойманной мышки: «Жить хочешь?», нежненько так спросил:
– Ну что, Дарь Васильна, согрешила?
И Дашка, собравшаяся было подыграть, сценически вздохнула, изобразила покаяние мимикой, подняла головушку и посмотрела не на Гришку, а дальше, поверх его плеча в окно, к которому он привалился спиной.
Вот почему?! Должна же была в глаза парню посмотреть, подыгрывая…
То ли щелкнуло что-то в голове, то ли боковым зрением уловила некое странное, нелогичное движение в этот момент – бог знает!
Она единственная в эти последние четыре секунды смотрела за окно на перекресток, который они проезжали! Остальные глазели на них с Гришкой!
Даже водитель Михалыч, хоть и не сводил взгляда с дороги, внимательно слушал, что происходит в салоне, периодически многозначительно хмыкая и качая головой из стороны в сторону, не отставая от коллектива, – веселился!
А Дашка глядела в окно!
Единственная из всех видела летящую на них смерть!
И что-то случилось в этот момент с ее сознанием, оно словно включило неведомые резервные механизмы, вытворяя немыслимые штуки… Движение вокруг нее как бы замедлилось, растянувшись во времени, как муха, залипшая в меду, еле барахтающаяся в последней тщетной надежде спастись.
И окружающее пространство стало внезапно ярким, четким до самой миллиметровой детали, как выхваченное мощным прожектором. Находившиеся в автобусе люди, выражение их лиц, детали одежды, даже обивка кресел казались насыщенней, как на проявившейся картинке, и грузовик за окном, несущийся наперерез их автобусу, его цвет, номер и лежащая на руле голова водителя, поблескивающая вспотевшей лысиной в обрамлении коротких седых волос, мотыляющаяся от движения в разные стороны. И пляшущие в солнечном луче пылинки рядом с улыбающимся лицом Гришки…
И только мысли не попали в эту тягучую медовость, проносясь в голове с обычной скоростью, но тоже как-то странно – пучком, по нескольку сразу.
«Мы не успеем!!» – констатировало Дашкино сознание.
И чей-то незнакомый металлический голос, как метроном в ее голове, вдруг начал отсчитывать секунды:
«Раз…»
«Нет, господи, нет!!»
«Два…»
«Я не хочу!!!»
«Три…»
В последний момент отсчитываемого междусекундья Дашка успела рвануть на себя Гришку от стекла, от смерти, летевшей на них, и обхватить его голову рукой!
«Четыре!!!»
Ее и Гришку, которого она неосознанно сильно прижимала к себе, отбросило к правой стороне автобуса, и в дробленые мгновения этого полета Дарья слышала жуткий грохот корежащегося металла, звон бьющегося стекла, крики людей и успела подумать: «Ты ошибся, не судьба!»
И почувствовала чудовищную, какую-то нечеловеческую боль сразу в нескольких местах тела, сопровождаемую колокольным звоном в голове от удара. И провалилась в темноту.
– Дашка!!!
Откуда-то сбоку продирался, прорывался в темноту, где она находилась,