Жить!. Яна Жемойтелите

      Полковник имел пристрастие к ее пирожкам с капустой…

      Ветер зимы играл залетевшей на балкон случайной тряпочкой, рвал ее в лоскутки. И этот рваный флажок, зацепившийся за трубу, бился сигналом бедствия, рождая стыд за неуместный немой крик о помощи…

      Заезжая на чай, полковник всякий раз предлагал Нине Никаноровне выйти за него замуж:

      – Квартиру твою сдадим, сами поедем отдыхать в военный санаторий. На юге бывала?

      – Бывала. Сто лет назад.

      Нине Никаноровне шел семьдесят первый год. Полковник был чуть постарше.

      – При коммунистах небось бывала? – Полковник гнул свою линию. – При них и учительница могла отдыхать на юге.

      – Коммунисты нам забор исписали перед выборами, – тихо заметила Нина Никаноровна. – Притом с грамматическими ошибками…

      – Значит, места не дают людям для агитации. Потому и на заборе…

      – Ладно, неважно это, Петр Иваныч. – А что в ее отказе было на самом деле важно, Нина Никаноровна и сама толком не знала.

      – Вот, например, я помру, – деловито продолжал полковник. – Тебе пенсия будет большая.

      – В одиночестве помирать скучно? – Невеста язвила, поправляя прическу.

      – Дура ты! – Полковник начинал злиться. – Я тебе жить предлагаю, жить! Помереть успеем, а что там еще впереди – все это тоже жизнь. Имя существительное, как там вы в школе учите… Существует то есть. Вот ты именно что на пенсию свою существуешь.

      – Я еще работаю, между прочим.

      – Работает она! Тебе давно отдыхать пора. В санаторий съездим… Или тебе не работать стыдно?

      Нина Никаноровна прикусила язык – оттого что в последнем он был действительно прав: работала она еще и потому, что дармовой хлеб есть было как-то подспудно совестно.

      – Я уже на кладбище у жены побывал. Вот, говорю, Мила, оставила ты меня, а я теперь за Ниночкой хочу поухаживать… Свежую могилу еще заметил у самого входа: Самохин помер, с которым мы на границе служили. У него еще тесть повесился, ну, я тебе рассказывал… Это тот Самохин, что нарушителя пристрелил, когда он в коровьих копытах за кордон попер. В тот год еще прапорщик Щеглов от водки сгорел, как у него жена к повару ушла…