Удар змеи. Александр Прозоров
в самом начале августа.
Плач по совсем еще молодой царице стоял вселенский – тихая и скромная, племянница боярина Ивана Кошкина тем не менее заслужила доброе имя и уважение в русском народе. Государь же, от горя почти лишившийся рассудка, не мог ни есть, ни пить, и даже ноги отказывались ему служить – на похоронах его буквально несли вслед за гробом, удерживая под плечи, младший брат Юрий[2] и князь Владимир Старицкий.
Разумеется, по поводу безвременной кончины было проведено тщательное расследование. Андрей Зверев ничуть не удивился, когда выяснилось, что причиной смерти стало колдовство, наведенное Алексеем Адашевым и попом Сильвестром, – он сам же и предупреждал государя о злом чародействе еще семь лет тому назад. Не удивило Зверева и то, что царь Иоанн, святоша и чистоплюй, наказывать убийц не стал, лишь отослал их из Москвы. Попа – в Кирилло-Белозерский монастырь, секретаря – воеводой в древний Юрьев.
Вместе с сороковинами умершей царицы в Москву пробралась лихоманка, которая почти до Рождества собирала с города свою жестокую дань – пусть и не столь тяжкую, как при «черном море»,[3] но все равно заметную и горестную. Пытаясь избавиться от напасти, горожане отстроили на Наливках новый храм Пресвятой Богородицы – срубив его всего за три дня – и прошли вокруг Москвы крестным ходом.
Разумеется, за всеми этими напастями на Руси почти все успели забыть о небольшой порубежной стычке, случившейся на далеком Балтийском побережье, и о героях того короткого победоносного похода. Что князю было только на руку.
Правда, князь Андрей Васильевич Сакульский в этих событиях никак не участвовал. Еще до начала Ливонской войны он, скупо обласканный Иоанном, отъехал в свое имение – отдыхать, следить за хозяйством, радоваться подрастающим детишкам и пребывать с супругой Полиной в согласии и радости. Награды за свой крымский набег Андрей Зверев не ждал. Такие уж сложились у него отношения с нынешним властителем Руси, что, коли тот его в поруб не посадил – и за то спасибо.
О московских бедах князь узнавал из редких писем своего побратима дьяка Ивана Кошкина. Впрочем, не только московских, но и своих собственных – в последней грамоте боярин Иван Юрьевич отписал, что лихоманка заглянула в столичный дворец Сакульских и выкосила там всю прислугу. На хозяйстве остались лишь немощный подворник да пара цепных псов.
Гонец оставил письмо, пообедал от души, с благодарностью спрятал в кушак алтын, но от бани и ночлега отказался, еще засветло умчавшись дальше в Корелу с грамотами к воеводе. Андрей же остался размышлять над неприятным известием.
– Отчего грустишь, батюшка? – погладила его по голове Полина. – Нечто известия недобрые получил?
Зверев молча передал жене послание, сам отошел к окну, выглянул наружу через светлый треугольник небольшого витража на левой створке.
Слюда, столь обыденная в новгородских домах, вызывала у него ощущение слепоты. Ладно летом, когда тепло – окна постоянно нараспашку можно держать. А зимой? Что за жизнь, коли из светелки наружу не выглянуть, если шум какой случится, крики, али просто любопытство одолеет? Но стекол больших ни на Руси, ни в Европе было не сыскать. Даже знаменитые венецианские и стамбульские мастера умели выдувать лишь маленькие пластинки. С две-три ладони, не больше. Да и те норовили окрасить под самоцветы. И стоили эти стекляшки немногим меньше драгоценных камней. Пришлось князю обойтись лишь тремя стеклами, вставленными в окна в обрамлении красно-синих витражей. «Глазки» для обзора ценою почти в полста полновесных новгородских рублей получили горница, где он занимался бумагами, спальня и трапезная. Остальные окна остались слюдяными.
– О Господи, – громко охнула княгиня и торопливо осенила себя знамением, – лихоманка! Надобно молебен немедля заказать. А то как бы до нас не добралась подлая старуха.
– Лихоманка по морозу не ходит, – повернулся от окна Зверев. – В холода она спит.
– Как же ш-ш спит, милый? – вскинула грамоту Полина. – Вот же она, поветрие в Москве!
– Так то в Москве…
Андрей испытывал очень странное ощущение. С одной стороны, память подсказывала, что все побасенки про лихоманку – глупость и суеверия, и на самом деле болезни вызываются вирусами и микробами. Не иначе, забрел в Москву вместе с южным купцом новый штамм гриппа и лютует на непривычном к экзотике населении. С другой стороны – волхв Лютобор, помнится, сказывал про живущую на болотах уродливую старуху Лихоманку, что выбирается иногда на сушу да бродит по городам и весям, прихватывая грязными узловатыми лапами жизни попавшихся на пути людишек. И лучшая защита от старухи этой – обычная борозда, но пропаханная сохой, в которую только женщины впряжены и которой женщина управляет. С третьей, князь успел привыкнуть к общему убеждению, что служба в храме, искренняя молитва да колокольный звон – надежнейшая защита от любой беды. И убеждение это потихоньку просачивалось в его разум.
Эти три его знания то противоречили друг другу,
Младший брат Иоанна IV был глухонемым от рождения и, вероятно, слабоумным, а потому следа в истории практически не оставил.
Черный мор – это чума.