Глобальный хутор 2416. Сцены сельской жизни. 1—7. Сергей Чефранов
й чистой скатертью, сидел на стуле с высокой спинкой Батя. На лавках вокруг стола еще никого не было. Кроме Бати в комнате был еще только один человек – хромой старичок Прохор. Он сидел на сундуке возле стены, прижавшись щекой к светлому лиственничному бревну, из которых был сложен дом. Прохор усердно тыкал пальцем в пульт дистанционного управления, чтобы переключить канал с песен и плясок на чрезвычайные новости. Это был новый канал – «Чрезвычайные новости Земли». Это был хороший, надежный канал, так как плохих чрезвычайных новостей не случалось.
Батя ждал ужина и разговоров. Василиса явилась к месту.
– Ну, что нового на ферме, дочка? – спросил Батя.
– Сто восемнадцатый доильщик заржавел. Его на дворе оставили, под дождиком.
– Плохо.
– Вместо него сто девятнадцатый взяли.
– Хорошо.
Василиса села рядом с отцом. Старичок Прохор заерзал на сундуке, пытаясь попасть пультом в телевизор. Но винтовка, висевшая на высокой спинке стула Бати, патронташ с патронами, висевший там же, да еще бубенчики в косе Василисы экранировали телевизор, и переключить канал не удавалось.
– А где Иван? – спросил Батя.
– Опаздывает, обычное дело, – подал голос Прохор.
– Плохо, – сказал Батя, насупив брови.
– Или, у него сегодня смена должна быть. Вчера-то он здесь околачивался.
– Хорошо, – Батя повеселел.
– Добрый специалист – Ванька, – снова подал голос старичок Прохор. – Не чета другим. И считать умеет, и в выключателях не путается.
– И сосед хороший, охоту любит, – добавил Батя.
– И с девками не шалит, – продолжил Прохор.
– Он читать любит, – вставила Василиса и зарделась.
– Хорошо, – подвел итог Батя.
В сенях кто-то споткнулся о ведро. Раздался звон, и стало слышно, как зацокали по полу, а потом по ступенькам крыльца, огородники.
В комнату ввалился широкоплечий Джон. Его красные губы на черном лице расплылись в извиняющейся улыбке.
– Я там ненароком ваших огородников из ведра выпустил. Крышку сбил, они и побежали.
– Ничего, – ответила Василиса, – в кабачках и свекле уже сорняки появились, они прополют.
– Хорошо, – сказал Батя. – Но где все-таки Иван?
– Опаздывает? – спросил Джон, подмигивая Василисе.
– Плохо, – сказал Батя.
– На дежурстве он, – крикнул от стенки Прохор.
Металлические серьги в ушах Джона обрекли его попытки переключить канал на новое поражение.
– Хорошо, – вздохнул Батя.
– Ванька никогда не опаздывает, – сказал Джон. – Я его два часа назад видел. Он в форме был. При полном параде.
– Я у него в доме на стене красный диплом видел – диспетчер высшей квалификации. Пять языков знает. Плюс сто со словарем, – Прохор встал на сундуке на колени и вытянул руку с пультом, тщетно стараясь пробиться сквозь помехи.
– Хорошо, – сказал Батя, – диплом – это хорошо.
– Он сто первый учит. Или шестой? – вставила ненароком Василиса и стала накручивать на палец конец косы.
Бубенчики зазвенели.
– Плохо, – снова со вздохом сказал Батя.
– Что плохо, батенька? – испуганно спросила Василиса.
– Плохо, что ясности нет: шестой или сто первый.
В сенях снова кто-то затоптался. На этот раз раздался плеск воды, и через минуту в комнату вплыла хозяйка – Марья Моревна, с рукавами цветастого платья, мокрыми до самых плечей.
– Что же вы кадку с живой водой крышкой не прикрыли, и свет погасили. Я по привычке на нее фонарь поставила, он и ухнул. Пока достала, вся вымокла, и по полу воду расплескала, уже ветки полезли, за ноги цепляются.
– Плохо, – сказал Батя.
– Ничего, я вам рубанок-самоход принесу, мигом приберется, – сказал Джон
– Хорошо. Самоход – это хорошо.
– Щуку не выплеснула? – спросил со своего сундука Прохор, – хоть к ней на поклон идти, программу узнавать.
– Не выплеснула. Там она. Все уши прожужжала, пока я фонарь доставала. Все про какое-то будущее спрашивала.
– Ну да, – Джон оглянулся на «песни и пляски» в телевизоре. Скоро уже должны трансляцию начать. У кого пульт?
Марья Моревна села за стол по правую руку от Бати. Старичок Прохор спрыгнул с сундука и просеменил к столу, сел рядом с хозяйкой, положив руку с пультом на стол.
Батя оглядел всех:
– Ну, начнем ужинать, что ли?
Марья Моревна хлопнула в ладоши. Дверь распахнулась и в комнату вплыли статные многорукие подавальщицы.
Джон наклонился к поставленной перед ним тарелке с огромным куском жареного мяса. Старичок Прохор улучил момент и, прицелившись поверх черного затылка Джона,