Святой и грешница. Ульрике Швайкерт
холодил ее стопы. Факелы в железных держателях на стенах потухли. Ей хотелось быстрее дойти до конца коридора, где на полу блестела золотая полоска света, но чем больше она старалась, тем дальше казалась дверь. Ее ноги наливались свинцом. Она протянула руки вперед. Элизабет понимала, что все зависит от того, дойдет ли она до двери. С нее градом катился пот, дыхание становилось все громче. Нет! Она должна идти тихо. Сердце выбивало барабанную дробь.
Глава 4
– Мамочка, я хотела бы с тобой попрощаться, – обратилась Элизабет к мадам после завтрака.
– Попрощаться? – Эльза подняла брови. – Что за бред? Куда ты собралась?
Элизабет пожала плечами.
– Еще не знаю, но здесь я оставаться не могу. – Она заметила, как другие девушки прекратили работать и уставились на нее.
– Ты не можешь остаться? – переспросила Эльза. – Я считаю, ты не можешь уйти!
– Почему?
– Я тебе покажу. Сиди здесь и не двигайся!
Мадам пошла по тропинке в свой домик. Элизабет удивленно посмотрела ей вслед, но ослушаться не посмела. Ей не пришлось долго ждать возвращения мадам. Эльза швырнула стопку пергамента на стол. Вверху на каждой странице было написано имя, ниже – столбцы с цифрами, некоторые листы были надорваны по краям, другие в пятнах.
– Знаешь, что это?
Элизабет покачала головой и наклонилась вперед, чтобы разглядеть в темноте. Эльза прижала верхний лист, подписанный «Грет», указательным пальцем с грязным ногтем.
– Это долговые листы, в которые я вношу все, что каждая из вас получает от меня и сколько должна вернуть, прежде чем уйти без моего согласия.
Элизабет начала читать: одна пара обуви – сорок пфеннигов, новая рубашка из желтой ткани – двадцать два пфеннига, теплые зимние чулки – двенадцать пфеннигов. Список, очевидно, был бесконечным. Были посчитаны также еда за каждую неделю, постель, иногда кусок мяса или мед и один раз посещение банщика. Рядом было написано количество пфеннигов, которые Грет, по всей видимости, заработала и которые были вычтены из ее долга. Пальцы Элизабет скользили по столбцу. Другие девушки подошли и с любопытством выстроились вокруг стола.
– Рубашка двадцать два пфеннига? А одна пара обуви сорок пфеннигов? – Элизабет удивленно подняла брови. – Эта обувь? – спросила она и указала на простые башмаки Грет.
Мадам кивнула и попыталась вырвать лист из рук девушки, но Элизабет отодвинулась, оказавшись вне пределов ее досягаемости.
– Это очень дорого. Такая обувь стоит не больше двадцати, максимум двадцати пяти пфеннигов, а рубашка, если она не шелковая, не больше пятнадцати пфеннигов!
– Ах, кажется, тебе все хорошо известно, только ты ничего не помнишь! – фыркнула мадам.
Странно, но Элизабет была уверена, что ее подсчеты верны, даже если она не могла сказать, откуда ей это известно.
Сидевшая рядом с ней Мара кивнула, а Жанель тихо сказала:
– Я всегда это