Хрущев. Смутьян в Кремле. Юрий Васильевич Емельянов
раскрывают творческие возможности советского народа. В это время на многих сценах драматических театров шли спектакли по пьесе А.Н.Корнейчука "Крылья", одна из героинь которой вернулась из заключения. Спектакль завершался песней, в которой говорилось, как страна "крылья распускает".
Привлекали простота и доступность Хрущева. Позже давая неоднозначную характеристику Хрущеву, Е.Лигачев вспоминал то время, когда он сам был молодым секретарем Советского райкома в Академгородке Новосибирска. Он отмечал, что тогда "народу очень импонировало частое общение руководителя партии Н.С.Хрущева с трудящимися непосредственно в трудовых коллективах, в городах и областях. В целом это была самобытная политическая личность. Он обладал политическим чутьем, мог уловить то главное, о чем думает народ, быстро находил контакт с людьми, мог говорить живо, без написанного, правда, "вразброс". Хрущев представлялся желанным возмутителем догматического спокойствия, под покровом которого таился застой мысли и действия. Первые годы пребывания Хрущева у власти запомнились Лигачеву как время новаторских начинаний, творческих дерзаний.
Возможно, что такие настроения в значительной степени объяснялись характерным для Лигачева и Рыжкова, а также их сверстников оптимизмом молодости, их нетерпимостью к застойным порядкам, их нежеланием мириться со вздорными запретами спесивого начальства. В.В.Кожинов объяснял особенности массовой психологии советских людей тех лет демографической статистикой. Он замечал: "Необходимо обратить внимание на очень существенную демографическую особенность хрущевского периода… В результате тяжелейших потерь во время войны молодых людей от 15 до 29 лет в 1953 году имелось почти на 40% больше, чем зрелых людей в расцвете сил – в возрасте от 30 до 44-х лет (первых – 55,7 миллионов, вторых – всего 35,6 миллионов)." Преобладание молодежи в стране объясняло особую отзывчивость общества к призывам обновления жизни.
Позже послесъездовский период стали называть "оттепелью" по названию повести Эренбурга, которая была опубликована за два года до ХХ съезда в мартовском номере журнала "Новый мир" за 1954 год. Дело было не только в том, что название опубликованной тогда книги оказалось созвучно позитивному восприятию съезда как события, положившему конец "замороженному" состоянию советского общества. Повесть решительно разрывала с рядом устойчивых канонов, по котором писались многие советские художественные произведения. В повести не было традиционного для многих послевоенных книг "лакированного" описания жизни. Эренбург обращал внимание на дефицит продовольственных товаров в провинциальных городках и заводских поселках, убогость городского жилья, трудности деревенской жизни. Писатель высмеивал и "лакировщиков" действительности в образе художника, который получал высокие гонорары за полотна, посвященные "производственной" тематике, в то время как рядом прозябал талантливый живописец, рисовавший лишь пейзажи и свою больную