Дорогие мои земляки. Сергей Васильевич Коломиец
мне к ним прислушиваться, дел по горло. Но-но, ты это брось некогда, забыл что-ли о бдительности. У меня голова болит как скот сохранить, через день грозят голову снять. Ты смотри председатель, ухо держи востро, первый будешь отвечать за них.
Как-то раз пристал к Тимофею, слышал с немцами дружбу водишь, о чем они говорят, советскую власть задевают? Тот сохраняя спокойствие на лице, ответил, было раз, слышал. В сарае присел по большой нужде, за стеной говор пробивается, про власть что-то. Прислушался, власть говорят хорошая, да дуракам досталась. Да ну, подскочил лейтенант, ну и ты за ними? Как же я со спущенными штанами и на улицу. Да ты гад должен был мухой лететь! Скрутило меня сильно, пока то да се, выскочил на улицу, а их уже след простыл. А по голосу узнаешь? Какое там, ветер выл, аж на душе тошно. С сожалением хлопнув себя по кобуре, лейтенант поплелся в правление.
Как ни уставали на работе парни и девушки, а в колхозный клуб ходили постоянно, молодость брала свое. Приехавшая молодежь, первое время там не появлялась, то-ли дома не пускали, а может побаивались. Но постепенно стали появляться и они. У кого-то из приехавших был патефон, веселья прибавилось, пластинки были хорошие, танцевали допоздна. На более тесную дружбу с немецкими парнями и девушками местные поначалу не шли, но тяжелая работа сближала и невидимая грань отчуждения стала исчезать.
Одним из первых в клубе стал появляться Роберт, сын учителя Ланге, парень был видный, веселый. Местные девчата долго не решались закадрить с ним, что-то удерживало их. Может от того что был, немец, помнили разглагольствования лейтенанта НКВД, может радио, постоянно напоминавшее, с кем идет война. Танцевали, смеялись, но последнюю грань не переходил никто.
Первой эту границу нарушила Надька Переверзева, дочь завсклада. Девка была красивая, своевольная, часто ей попадало от отца за характер. Был слух что к ней присватывался лейтенант энкавэдэшник, да только отшила она его. Как уж там дело было между ними, один бог знает, только полюбили друг-друга Роберт и Надька. В деревне такое долго не скроешь, дошла молва и до Переверзева. Можно только догадываться как воспитывал отец дочь, ее крики соседи часто слышали. В клубе она стала редко бывать, да и то недолго, дома орал отец, с фашистом связалась сучка, да я же комму-нист, а ты с немцем, убью, ежели замечу хоть раз. Что уж там говорил Переверзев Роберту и его отцу, да не получилось у него разлучить их, встречались они при первой-же возможности.
Кончилась эта история тяжело, страшно. Понял Переверзев, что не получится у него ничего, стал частенько в район мотаться. Зима уже на исходе была, приехал как-то в село лейтенант энкавэдэшник, вызвал в правление Роберта. Поедешь говорит в Караганду, разнарядка на район пришла, рабочих рук на шахтах не хватает, завтра вместе и поедем. Стиснув зубы Роберт молча пошел домой, вечером в клубе сказал об этом Надьке, залилась та слезами, забилась. А метель поднялась,