До и После: Исход. Талани Кросс
жия было бы глупым решением, даже самоубийственным. А вот стоящий неподалеку амбар вполне мог сойти за укрытие.
На мгновение Лиа почудилось, что позади кто-то злобно по-ведьмински рассмеялся. Может, увиденное – лишь чары, наведенные злой колдуньей? Ей хотелось бы в это поверить, но она прекрасно понимала, что смеяться в доме некому.
Теперь некому.
Дверь амбара была старой, тяжелой и никак не хотела поддаваться. Порывистый ветер усиливался, деревья гудели. Растревоженная листва шелестела, будто хотела докричаться до всего мира, чтобы предупредить об опасности, хотя предупреждать было уже слишком поздно.
И почему-то вспомнился отрывок из песни Норта:
«Знай, ангел придет, конец неизбежен.
Тебя забирая, пусть будет он нежен».
Девушки были от нее в восторге. И не только от нее: такой молодой, загадочный и мрачный Норт – её Норт – покорял их и текстами, и голосом. Остальные члены банды тоже не были обделены вниманием, но сливки почти всегда снимает вокалист.
Теперь все осталось в прошлом. Не будет больше ни фанаток, ни песен, ни мягкого, с хриплым надрывом на высоких нотах, голоса, от которого сбивается дыхание, срывается вместе с его криком, замирает вместе на последней высокой ноте.
Лиа трясло. Ветер трепал уже не деревья – ее одежду – легкую майку и шорты, просачиваясь между бледной кожей и хлопковой тканью. По телу побежали мурашки. Она в очередной раз толкнула двери, не слишком надеясь на успешный исход, и все-таки ввалилась в амбар.
«Успокойся, детка, упокойся с миром…» – еще одна строчка из глупой песенки Норта возникла в голове так не вовремя.
Лиа захлопнула за собой тяжелую дверь и сползла вниз, прижавшись к ней спиной. Замерла, сидя на корточках. Ей должно было быть горько и страшно, она могла бы даже биться в истерике, потому что потерянное ей не сможет вернуть ни один волшебник на свете. Но в сердце была пустота, а мозг никак не мог принять увиденное. Может, потому было не больно. Она не чувствовала горечи потери – она злилась. От этого стало не по себе. Как она может злиться, если и злиться-то уже не на кого? Пытаясь подавить в себе постыдные чувства, Лиа попробовала переключиться на мысли, не связанные с Нортом.
«Я в безопасности. И я справлюсь».
Лучшим решением сейчас будет ночевка в амбаре, а утром, когда солнце озарит светом тот проклятый дом, придется думать, что делать дальше. Главное – пережить эту жуткую ночь.
В голове всплыла любимая поговорка Норта: «Что будем делать в четверг, если умрем в среду?»
– Я сделаю все, чтобы не умереть в среду… – прошептала Лиа, понятия не имея, какой сегодня день недели.
В амбаре было темно. Она едва различала очертания предметов. Но это не имело значения, ведь стены защищали от незваных гостей и холодного ветра, а стог сена, стоявший неподалеку, давал надежду, что ночью она не замерзнет.
Лиа обхватила коленки и уткнулась в них лбом. От мысли, что ей придется пройти через все в одиночку, мутило.
«В одиночку – холодное, страшное слово, подобное сгущающейся темноте», – к таким сравнениям приучил ее Норт, признанный мастер по части воспевания тьмы, смерти и мрака.
«А что, если ты не просто осталась одна, – вдруг заговорил внутренний голос, – что если, ты осталась совсем-совсем одна? Может, больше никого нет и никогда не будет? Что ты будешь делать при таком раскладе?»
Она несколько раз стукнулась затылком о дверь, будто это могло выбить ужасные мысли из ее головы.
– Все из-за него! Это все из-за него! Все было нормально, мы бы справились!
«Все уже давно далеко не нормально, и ты это прекрасно знаешь. Нормально уже не будет».
Лиа задрала голову вверх и, втягивая воздух через рот, уставилась в густую толщу тьмы, скрывавшую крышу амбара. Пару лет назад она читала в журнале о какой-то дыхательной гимнастике, помогающей избавиться от стресса, но все, что ей запомнилось, сводилось к глубоким вдохам и выдохам.
– Может, это и не поможет, но хуже-то уж точно не будет, правда? – спросила она себя, сделала вдох и выдохнула, как положено. – Все будет хорошо, все будет хорошо, – словно заклинание шептала она, – есть и другие люди. Возможно, даже есть места, которых это не коснулось.
«Хоть себе-то не ври», – сказал ехидный внутренний голос, но Лиа прогнала его новым глубокими вдохом.
Время текло, а она все сидела у двери, не в силах подняться. Застывшая, потерянная, не ощущающая ничего. С пустотой, грозившей заполниться злостью. Десять минут, двадцать, час или два – она не знала, сколько времени провела, глядя в пустоту, не думая ни о чем. Ее внутренний хронометр дал сбой. А потом что-то щелкнуло, где-то глубоко внутри, на грани сознания. Неуловимое, горькое. Прошелестело и растворилось. И в этот момент Лиа поднялась с места.
Стог сена не подвел. Оказался именно таким, каким она его всегда представляла. Колючим, но мягким, почти идеальным в данных условиях. Лиа наклонилась и упала в него, зарылась, соорудив кокон, и почувствовала, что другого ей и не нужно. Ни кровати, ни