Друзья и недруги. Том 2. Айлин Вульф

      Каждую ночь я просыпаюсь до рассвета, долго лежу с закрытыми глазами, вспоминая увиденные сны, прежде чем вернуться к яви и встретить наступление нового дня. Сны мне снятся одни и те же – о детских годах, когда были живы отец и мать, а я была маленькой девочкой, единственной и любимой дочерью. В отличие от меня матушка была плодовитой и родила восьмерых детей, из которых выжили только двое: мой старший брат Брайан, первенец моих родителей, и я, четвертое по счету дитя. Остальные шесть моих братьев и сестер умерли – кто в младенчестве, кто чуть старше. Раньше, молясь за них вместе с матушкой, я всем сердцем жалела их, хотя знала, что они стали ангелами. Ведь смерть пришла за ними, когда они были еще в безгрешном возрасте. Жалея и оплакивая их, я старательно скрывала собственную радость: я-то осталась жива, меня миновали хвори, беспощадные к слабым и беззащитным перед недугами детям. Но в последнее время, поминая в молитвах усопших сестер и братьев, я завидую им, завидую их ранней смерти. Они не познали страданий, которые выпали на мою долю, а мне, грешной, утратившей детскую невинность, не стать ангелом, и, когда я умру, мой голос не сольется с их голосами, славящими Создателя. Иногда я смиряюсь, иногда ропщу на свой удел, не в силах понять, чем заслужила подобную несправедливость. Ведь я всегда была послушной и любящей дочерью, сестрой и супругой. Но ни смирение, ни роптание ничего не могут изменить в моей судьбе, и, понимая это, я впадаю в оцепенение. Так легче и проще: не видеть, не слышать, не чувствовать. Скоро все так и будет, ведь мой час близится, и при мысли о смерти мне становится то радостно, то страшно. Но ни радость, ни страх ни на что не могут повлиять. Они схожи со мной, мои радости и страхи: я тоже не имею влияния на ход событий. Учиться управлять собственной жизнью для меня уже поздно, да и кто бы меня научил? Мой супруг как-то обмолвился, что это умение либо дано изначально, либо его не постичь, как ни старайся. Пренебрежение, с которым он это произнес, отчетливо показало, что меня он относит к тем, кто не одарен подобным талантом. То, что всегда считалось женской добродетелью, – покорность воле мужчины, будь он отцом, братом или супругом, – обернулось пороком в глазах моего собственного мужа, основанием для презрения к жене – нелюбимой, сумевшей родить единственного ребенка, хотя бы и сына.

      Я думаю о прошлом – будущего у меня нет, потому и нет нужды о нем думать. А еще я думаю о двух людях, которые останутся, когда меня уже не будет, о мужчине и женщине, разбивших мое сердце и уничтоживших меня. Его я не смею упрекать, ни в чем не виню, и дело не в том, что он мой супруг. Просто я до сих пор люблю его, не мыслю себя без него, зная, что он не любит меня, хуже того – презирает, а иной раз мне кажется – ненавидит. Нет, он не выказывает мне ненависти, но я всем своим изболевшимся сердцем чувствую ее – глухую, непримиримую, постоянную. Я знаю, что он ждет моей смерти как своего освобождения, и все равно люблю его и благословляю. Иное дело – эта женщина. Ее я ненавижу так страстно, словно ненависть к ней дает мне силы жить вопреки болезни, и стоит этой ненависти хоть немного утихнуть, как я тут же ослабею окончательно и сойду в могилу. Она – мой враг. Церковь учит нас прощать врагов, но ее я простить не могу. За что? Просто за то, что она существует. Я очень давно не видела ее – с того рокового дня, который окончательно порвал и без того слабые нити приязни моего супруга ко мне, и вряд ли увижу снова. Но она есть, и то, что она живет в счастливом супружестве, окруженная почетом и всеобщим уважением, знатная, в расцвете молодости и красоты, восхищавшей и продолжающей восхищать всех, кто встречался с ней хоть однажды, растравляет еще сильнее мою боль и ненависть к ней – супруге наместника короля в Средних землях, графине Хантингтон.

      В далеком Веардруне, где мне никогда не доводилось бывать, она сейчас спит спокойным сном. О чем ей тревожиться – первой даме Средних земель? Спит в объятиях супруга, который любит ее всем сердцем. История их любви известна всему королевству, и даже мои служанки иной раз шепчутся между собой, вспоминая эту историю как волшебную сказку. И в любви графа Роберта к ней я усматриваю великую несправедливость. За что можно любить эту женщину? Что в ней достойного, кроме красивой наружности? У нее непокорный нрав, она дерзкая, говорит то, что думает, прямо в лицо. Ни благонравия, ни покорности, пристойной для женщины. Говорят, что упражнения с оружием и верховую езду она предпочитает вышиванию и прочим благочестивым занятиям. И это благородная, знатная леди? Она даже не удосужилась подарить супругу наследника, родив дочь! И при всех ее недостатках граф Роберт любит жену…. Почему?! Это выше моего понимания, но я ничего не могу поделать с собой и задаюсь этим вопросом каждый день, каждую ночь.

      Моя постель давно стала холодной и одинокой, как могила, так что смерть для меня ничего не изменит. Не все ли равно, где спать в одиночестве и как долго – до утра или беспробудно? Я уже не помню, когда мой супруг в последний раз делил со мной ложе. Год назад лекари из-за моего недуга предостерегли