Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории. Адель Алексеева
собаку на двор не выпустит, не то что баталии разыгрывать. Но Карл, мнивший себя непобедимым, именно в эту ночь повел наступление.
На той стороне – Нарва и шведы, на этой – русские и крепость Иван-город, сооруженная Иваном Грозным, а посредине – река Нарова.
Собирались армии, уплотнялись солдатские полки.
А в небе сгущались облака, черневшие незимней синевой.
Раздались команды – и солдаты двинулись навстречу друг другу.
Калмыки, русские с громкими криками и улюлюканьем, подбадривая себя, воткнув шпоры в лошадиные бока, помчались на шведов.
Шведы же бесшумно и уверенно, плотной массой, двигались вперед.
Неприятели сблизились, когда вдруг из темных туч посыпался бешеный снег, подобный граду. Не стало видно ничего, серо-белое месиво залепляло глаза и делало невидимыми, неотличимыми русских и шведов, пеших и конников, татар и казаков. Не распознать ни своих, ни чужих.
Шереметев перестал что-либо видеть, почти потерял управление.
Полковник Михаил Шереметев, командовавший бомбардирами, стрелял, не видя цели, артиллерия его била наугад, бомбы шлепались в воду, в снег, сметая своих и чужих.
Фон Крой расставил солдат по одному, цепью, по всему фронту. Шведы их мигом прорвали, и тогда солдаты стали бить своих офицеров с криками: «Немцы нам изменили!» Генерал чертыхнулся: «Пусть сам черт дерется с такими солдатами!» – и сдался в плен шведам.
Началась паника. – Назад! Нас окружили! – закричали со всех сторон, и пехота побежала к мосту…
Раздался грохот! В снежной пыли, в мокрой сумасшедшей белизне рухнул мост, и сотни людей оказались в воде… «От страха и ужаса много людей потонуло в реке Нарове», – писал современник.
Шереметев напрягал зрение, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в снежном месиве, но только шум, крики, вопли… Повернув коня к реке, скомандовал драгунам:
– Через реку вплавь! – и бросился в воду.
Ледяное крошево охватило его, сковав ноги. И только конь, его верный конь, раздвигая мордой ледяную кашу, плыл, вытянув шею. Следом раздались голоса, конское ржание: копошились люди, коченели лошади, ничего не было видно в кромешной тьме и снеге, падали бомбы, всё кипело и грохотало. Казалось, это предел возможного, но тут произошло совсем неожиданное – ударил гром! Зимний гром – злая примета… Или то был особый знак? Вновь подал голос новый век? И тут же дворянская конница, собранная Шереметевым немалыми усилиями, побежала – командующий был опозорен!
А спустя несколько часов в деревенской мызе, возле печки на корточках сидел Афоня, подкладывал поленья в огонь, наливал воду в чан, а из чана в деревянную бочку. В бочку, прикрывшись сверху теплой накидкой, только что залез Борис Петрович, окоченевший от холода и ужаса, от лютой простуды после купания в ледяной Нарове. Вместе плыли они по реке, вырываясь из ее объятий, обоих обдало снегом и землей; на берегу, когда рядом упала бомба, Афоня бросился сверху на своего барина, закрыв его, а теперь лечил по ему лишь ведомому рецепту, согревал, растирал, поил отварами.
Здесь же, на полу, валялся