Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории. Адель Алексеева
нас, яко уповаем мы на Тя!..
Перед самым выступлением Шереметев поднял глаза к небу и увидел белое облако, удивительно похожее на птицу с распростертыми по небу крыльями, и две головы, повернутые в разные стороны, – двуглавый орел! – и подумал: добрый знак…
Вечером из окрестных домов слободки выгнали жителей, разобрали на бревна избы и стали спешно строить плоты. Ночь была светлая, дело шло быстро. Еще не коснулись лучи солнца крепостных стен, когда плоты спустили на воду, и на каждом сидело по нескольку десятков человек.
– Пробьешь брешь в стене, подплывут туда плоты, и пойдет пехота! – говорил отец сыну-бомбардиру. – Конница двинется через мост!
И вот поплыли плоты, а драгуны с улюлюканьем и свистом помчались к мосту… Но что это? Огонь? Шведы подожгли мост! Вот незадача! – конница повернула назад.
Оставался один путь – плоты. Медленно, ох как медленно пересекают они реку! Шведы уже обрушили на них красный огонь. Синие дымки зависли над башнями. Бомбы падают в воду, плюхаясь близ плотов. Хлопают кремневые ружья, сухие дымные выстрелы оглушающе тукают – и благоуханный летний воздух заполняют едкие запахи.
Бомба шмякнулась, но по своим: солдаты падают, разносятся крики… Наконец точное попадание Михайловой пушки: есть брешь!
У Шереметева, державшего подзорную трубу, от напряжения побелели пальцы. Казалось, он сам вместе с наступающими устремился туда, в крепость, и так же, как они, улюлюкал, свистел…
Виват! Над ратушей показался белый флаг! Слава Богу, открывают ворота – одумались «храбрые» шведы?! Давно бы так!
Шереметев опустил трубу и перекрестился, велев трубить и бить в барабаны в знак окончания боя. Каменная цитадель пала!
Со всех сторон валил черный дым, висели сизые облачка. В воде темнели тела убитых, на улицах подбирали раненых…
На Шереметеве кираса[4], ноги покрыты латами, позади развевается плащ, белый конь высоко поднимает копыта. Следом за командующим – старшие офицеры, лица их почерневшие, обветренные, кое-кто с перевязанными ранами…
Чистые камни мощеных улиц крепости отливают темным блеском. Окна и двери в домах плотно заперты: жители встречают «гостей» гробовым молчанием. Однако выходят навстречу городские власти с белым флагом – комендант, судья, пастор, любезно улыбаются.
– Зачем не сдавались так долго? – хмуро говорит Шереметев. – Зачем причинили столько смертей?.. Ваши рыбы едят тела наших солдат…
Улочки заполонили солдаты. Тут и там раздаются крики, звон разбитых стекол, женские визги: виктория! Шереметеву хотелось заткнуть уши, но ничего не поделаешь, таков обычай войны.
Вечером в узком проеме каменной улочки он увидел драгуна в синем, который добивал шведа. Как, после условного знака трубы и барабана – еще стрелять? Возмущенный генерал велел немедля привести преступника. Им оказался чернобровый, с ярко-синими глазами и пылающим лицом драгун, он был совершенно пьян, и не от вина, а от крови. Шереметев приказал посадить его под арест.
Аккуратные
Кира́са – латы, металлический панцирь на спину и грудь.