Заморе. Сборник сказок. Надежда Юрьевна Сошникова
ток домов. Стояло оно у истока морского. Жили люди в нем добрые да приветливые, к гостям радушные, в беде да горести единые. Не шумели там вокруг домов зеленые деревья – лишь по ночам доносился шум волн издалека, где море набирало свои просторы. У истока всегда шуршал высокий камыш, а из прекрасных цветов, что росли за ним, все девушки по весне плели себе гирлянды и надевали на шею, как ожерелья. И гости, ежегодно приплывавшие в те края на своих больших кораблях, говорили, что нет на всем белом свете никого краше них.
Ближе всех к воде стоял самый маленький из всего селения дом. Жили в нем дед с внуком. Они слушали каждую ночь, как шумит море вдали, и как оно порой бушует, издавая ревущие, грозные звуки, за которыми часто приходили похолодание и проливные дожди. Тогда все дерево, из которого срублены дома жителей, впитывало влагу и насыщалось ею, как губка морская – и с неохотой отдавало воду под лаской жарких солнечных лучей. После дождей скудная земля, сушимая солнцем, быстро покрывалась мелкой зеленью и цветами, над которыми иногда проносились жужжащие стрекозы, прятавшиеся до того в камышах.
У деда была старая телега с иссохшимися колесами, скрипевшими при езде, и кобыла о трех ногах, а еще – корова, вымя которой давно уже высохло, и из него не получалось выжать ни единой капли молока. И только куры – целых два десятка, несли яйца, а их вожак-петух будил по утрам маленькую семью.
Иногда, после шторма, дед запрягал кобылу, хромую на четвертую ногу, в скрипучую телегу, и ехал далеко-далеко – почти к тому месту, где разливалось море. Его маленький внук оставался дома и приглядывал за небольшим хозяйством. Так проходило несколько дней; когда от стороны разлива раздавался громкий скрип, мальчик выбегал со двора встретить деда. Телега старика всегда была полна всякой всячины: были там и деревянные обломки – части кораблей, погибших в море, и прекрасные раковины с горошинами жемчуга внутри, отливавшие на солнце перламутром, и многое из того, что выбрасывает море к берегу после шторма. Почти всю свою добычу дед продавал корабелам, время от времени навещавшим селение. Оставлял только дерево: ведь далеко вокруг царила безлесная пустошь.
Так они и жили: слушали море по ночам, собирали деревянные обломки и вели нехитрое хозяйство. Пролетела весна, закончилось лето; наступила осень. Задули со стороны моря прохладные ветры, и один за другим, в селение стали наведываться мореходы. Они селились шумной толпой в большом гостевом доме, и местные, истосковавшиеся по новостям, слушали их рассказы по вечерам. В один из таких вечеров и дед привел своего внука послушать торговых гостей.
Мальчику исполнилось десять лет, и этот рубеж стал для него началом отсчета новой поры жизни. Первым услышанный им рассказ был про купца, занявшегося не своим делом, за что он впоследствии поплатился. Со временем рассказ оброс подробностями; из века в век его шлифовали человеческие уста, пока он наконец не засиял, как яркая радуга. Та же судьба постигла и другие истории, рассказанные в старом гостевом доме. Позже они превратились в сказки, которые стали передаваться из поколения в поколение.
Угадайте, какая стоит первой среди них? Верно, сказка о купце, что занялся не своим делом. Читая ее, не будем забывать и о мальчике, когда-то слушавшим ее темной ночью, затаив дыхание, как и многие дети до и после него.
Вот она, перед вами.
Сказка о купце и загубленном деле
Все расселись по местам. Огонь весело плясал в большом камине, согревая собравшихся этим вечером вокруг него. Дед, занявший место за центральным столом, усадил внука рядом с собой. Один из корабелов, окинув пристальным взором притихших людей, потер кончик загорелого носа, и начал свой неторопливый рассказ.
«Случилась эта история в Росском государстве – вскоре после того, как красные петухи несколько дней пели в Царском Лесу. А тогдашний царь, к слову, был так погружен в себя, так любил песни, танцы и пляски, что разом оглох и ослеп, когда с Лесом случилась беда. Но прошел день или два, а может, и все пять, – и вот, царю наскучило плясать да веселиться. Прогнал он всех своих шутов прочь, и приказал подготовить все к охоте: очень уж ему захотелось жареной оленины – сил нет! Тут царевы прислужники, да купцы, да бояре, замялись, и говорят:
– Царь наш батюшка, не вели нам головы рубить, да позволь слово сказать.
Призадумался царь: если велит людям молчать – быстрее на охоту поедет, а позволит слово сказать – новость какую услышит полезную. Махнул царь правым рукавом, красными петушками расшитым, и разрешил говорить.
Выступил тут вперед его советник, поклонился, со скрипом спину распрямил, и говорит:
– Царь-батюшка, лес-то уже который день горит: нельзя в нем охотиться.
– Никак нельзя!
– Сгорите, батюшка! – стали поддакивать советнику царедворцы.
– Так что же мне теперь – без охоты оставаться?! – возмутился царь.
– Никак нет, батюшка! – разом заголосили прислужники. Тут советник снова царю поклонился, и говорит:
– Прикажите, царь-батюшка, пожарным в лес отправиться,