За стеной. Илья Сергеевич Скалин
и, проснувшись первого января, увидел под ёлкой множество подарков в блестящей обёрточной бумаге. Невольно открыв рот, он осматривался в маленькой двухкомнатной квартирке с пузырящимися отслаивающимися обоями на кривых стенах и грязным скрипучим полом, покрашенным когда-то в светло-коричневый цвет. Здесь побрезговали бы марать руки даже энтузиасты из “Школы ремонта”, но Тима обстановка не огорчала. Главное, что теперь у него есть собственное жильё.
Не то чтобы Тиму плохо жилось в родительском доме, но после того, как он окончил медицинский институт и нашел работу, отец с матерью резко взяли его в оборот. Мать прямо сказала, что если, он собирается продолжать жить в их доме, то должен отдавать половину своей зарплаты и выполнять кое-какую работу по хозяйству.
– Я не потерплю нахлебников в своем доме, – говорила она. Отец лишь виновато пожимал плечами, стоя за её спиной. Сделал все, что мог, – читалось в его взгляде. Наверняка, изначально мать требовала, чтобы Тим отдавал им все свои деньги. В последнее время можно было частенько услышать, как она говорит – сына я воспитала, теперь можно пожить и для себя.
Прогнувшись под таким напором, он согласился на все её условия, и только через несколько месяцев понял, что снимать комнату или даже квартиру, было бы гораздо выгодней, как для толщины кошелька, так и для его нервной системы, которой за год проживания на новых условиях пришлось ой как не сладко.
Со слезами на глазах Тим ежемесячно отдавал матери половину кровью и потом заработанных денег, не говоря о том, что она повесила на него практически всю работу по дому, за исключением готовки, стирки и глажки, потому что попросту не верила в то, что он способен справиться с этим. Ну, хоть и на этом спасибо.
Когда, он уже был готов все бросить и улететь из под родительского крыла (хотя уместней будет сказать – вырваться из когтей) в поисках съемной комнаты, пришла (как в итоге оказалось) благая весть – умерла его прабабка по линии отца. Тим виделся с ней всего раз или два и то в далеком детстве. Когда родители ездили её навещать, сына с собой не брали, а сам он не напрашивался. Поэтому, Тим не испытал сожаления или печали, узнав о её смерти. Для него она была практически посторонним человеком, как и он для неё. Оттого казался весьма странным тот факт, что квартирку она завещала именно Тиму, а не любимому внуку.
Мать закатила безобразный скандал. У неё уже были виды на эту жилплощадь, не просто же так она несколько раз в месяц моталась в другой конец города, проверить, не окочурилась ли ещё по её мнению уже порядком пожившая на этом свете родственница. А когда она узнала, что её “дополнительный источник дохода” собрался съезжать, то вовсе заперлась в ванне, рыдая от алчности, и изредка что-то нечленораздельно выкрикивая в адрес непутёвого сына. Тиму вся эта ситуация, конечно же, была неприятна, но никакие угрозы не смогли выбить из его головы мысли о переезде.
Позже отец тет-а-тет признался сыну, что специально попросил бабку оставить квартиру правнуку.
– Я считаю, что ты должен жить своей жизнью, не опираясь на хребты родителей, – сказал он. – Только не говори об этом матери, а то мне придется покупать раба, что бы он пробовал всю мою еду на наличие в ней яда.
Пройдя в маленькую комнату, Тим плюхнулся на узкую кровать с толстым пропахшим старостью и лекарствами матрасом. Ржавые пружины пронзительно взвизгнули под его весом. Кроме кровати в комнатке расположились квадратный стол с колченогим стулом и комод, у которого отсутствовал нижний ящик. На стенах висело несколько картин с изображениями незнакомых Тиму людей. Вероятно, это были его давно почившие родственники.
Тим закрыл глаза, с наслаждением представляя, как он будет потихоньку обустраивать свою берлогу, и уснул. Он спал безмятежным сном младенца на той самой кровати, в которой две недели назад душной июльской ночью от обширного инфаркта скончалась его прабабка.
Тим проснулся от сильного желания почесать щеку. Будто кто-то водил по нежной коже тонким кончиком пера. Тим лениво потянулся рукой к щеке, и услышал недовольное жужжание. Распахнув глаза, он увидел, как к пыльной люстре взмывает жирная муха с блестящим темно-зеленым брюхом. Спросонья Тим не сразу сообразил, где находится, и пока он тупо пялился на покрытый коричневыми разводами потолок, через форточку по-хозяйски влетела ещё одна муха и присоединилась к хаотичному воздушному танцу подруги. Повернув голову, Тим натолкнулся на колючие взгляды своих родственничков, в масляных глазах которых, читалось неодобрение его присутствия в их узком семейном кругу.
– Первым делом сниму все эти портреты, – поежившись, пробормотал Тим.
За мутным окном солнце уже начало заваливаться за крыши многоэтажек. Тим проспал почти весь день, и теперь подозревал, что всю ночь будет маяться без сна. Один. В темной и пока что незнакомой квартире. Однако, ближе к полуночи, заканчивая длинный список вещей, которые нужно приобрести в ближайшем будущем, он с удивлением осознал, что его глаза начинают слипаться. Выключив свет, Тим прямо в одежде лёг на нерастеленную постель. Ему было брезгливо касаться голой кожей чужих простыней. К тому же он не был уверен, что кто-нибудь озаботился поменять постельное