Последней главы не будет. Полина Елизарова
«идеальной» речь ведь вообще тогда не шла!
А потом, уж как-то очень быстро, сменился наш статус по отношению друг к другу.
И профессора уже было не остановить…
Первую мою операцию оплатила Ада.
Она же стала единственным, не считая профессора, человеком, который был рядом со мной на протяжении нескольких месяцев после того, что случилось.
Друзья-подружки, коллеги по работе, соседи по дому – все они, как порванные в клочья фотографии, разбросанные ветром, остались в прошлой, как будто и не моей, жизни.
В тот день шел дождь.
Уже теплый, уже летний…
Я смотрела на него через окно.
Меня туда просто не пустили!
Хоронили моих родителей только Ада и Николай Валерьевич.
Профессор, друг нашей семьи, пришел в больницу, в которую меня отвезли сразу после случившегося, и сказал: «Так надо. Так будет лучше».
Ада пришла следом, в черном восхитительном платье, шелк и кружево, и повторила за ним эхом: «Так надо».
На поминки – «ладно, можно, но только под нашим контролем».
Я же хотела только одного: раствориться в теплом дожде.
Без права на возвращение.
Помню, на поминки меня собирала, одевала и укладывала мои волосы медсестра Маша.
Тогда я еще была уродиной: все лицо – как один большой синяк, грудь и руки в гематомах, будто чужие.
Я потом все спрашивала про эту медсестру у профессора (на время моего пребывания в обычной больнице он договорился с руководством, и мне дали отдельную палату и его личную сотрудницу, эту самую Машу), но по каким-то неясным причинам Николай Валерьевич ее вскоре уволил.
Маша и дождь.
Кремация – это огонь.
Пока Маша чесала мои космы, их там жгли.
Я не плакала.
Небо плакало вместо меня. Оно смывало все грехи.
С них, но не с меня.
Маша тогда сказала мне, что два года назад у нее умер годовалый ребенок.
В ответ я только спросила, что она сделала с телом.
Она ответила, что похоронила как положено в православии, то есть в гробу.
А они, чего, суки, не знали этого, что ли?!
Сестра-то моя с профессором?!
Родители были крещеные.
Ада с профессором взяли на себя абсолютно все хлопоты и расходы.
Нет, те малочисленные друзья родителей, пришедшие потом в небольшой и недорогой ресторанчик, они, конечно, тоже пытались проявлять заботу и участие, в первое время звонили мне на мобильный, предлагали любую помощь.
Но мне было все равно.
Какая же от них может быть помощь?
Малоимущие пенсионеры. Тем из них, кого еще держали на работе, типа крупно повезло…
Кроме вялого раздражения, эти звонки во мне ничего не вызывали.
Я и поминок-то не помню… Мне что-то такое давали, настолько сильнодействующее, что лица людей вокруг я видела только свиными и козлиными рожами.
Спасибо, что излишней патетики за столом не было, а то оскорбила бы еще кого ненароком, и, конечно, незаслуженно.
Люди-то ни в чем не виноваты…
А мне