Твоя чужая. Рита Мейз
, когда я подписала контракт. Но он же не думает, что…
Еще удар!!
– Ах! – из меня вырывается короткий крик боли.
На глаза наворачиваются слезы.
Это не тот человек, о котором я мечтала все это время. Не тот, что позаботился обо мне в ту ночь, когда я чувствовала себя потерянной.
Это не тот человек, про которого я наивно думала, что могу влюбиться.
Я не знаю, кто сейчас рядом со мной.
Что-то тяжелое заставляет кровать прогнуться. И я чувствую, как обнаженное мужское тело скользит, раздвигая мне ноги.
Жесткая эрекция прижалась к моей испуганной плоти. Горячая ладонь поднялась вверх по моей груди и крепко сжалась вокруг горла.
Я не знала, чего он ждал от меня, и чего мне ждать от него. Но я не хотела потерять то, что у нас уже было.
Был ли этот человек тем, кто накормил меня ланчем и успокоил, когда мне это было нужно больше всего? Или это агрессивный ком тестостерона, который в настоящее время шевельнулся над моим уязвимым телом?
Может быть, он и то, и другое. Может быть, один неотделим от другого. Мой рассудок, измученный борьбой с самим собой, не мог решить, что мне делать. Я была напугана. Я была смущена. Я понятия не имела, что надо делать. И мое тело отреагировало единственным способом, который оно знало.
Я разрыдалась.
Слезы катились градом, и повязка на глазах быстро намокла. Моя грудь тяжело вздымалась, и я не могла подавить рыдания.
Алекс замер, потом его тело отпрянуло и освободило меня от своего веса.
Я, продолжая рыдать, начала извиняться. Наверное, это было глупо, но в тот момент я действительно чувствовала вину перед ним. Ведь я подписала контракт, не сказав всей правды…
– Мне жаль… простите меня… боже мой, мне так жаль…
Я почувствовала, как Алекс подался вперед. Еще мгновение – и повязка была снята с моих глаз.
Поморгав, пока глаза привыкали к тусклому освещению комнаты, я смущенно посмотрела на мужчину перед собой.
– Мне жаль, Алекс. Я… Я… Я просто не знаю, чего ожидать.
Я пыталась улыбаться. Пыталась не хлюпать носом. Теперь, когда повязка была снята и страх перед тьмой исчез, мои рыдания начали утихать. Но слезы продолжали бежать по щекам.
– Я… я никогда… – Мой рассудок требовал остановиться, чтобы не рисковать сделкой больше, чем я уже умудрилась. Но я больше не могла держать это в себе. – Я никогда раньше не делала этого…
Алекс слегка прищурился.
– Ты никогда раньше не делала… что? Не играла в грубые игры?
– Нет… я… у меня никогда не было… секса… до этого…
Глава 1
Четыре недели назад …
– Чертов дождь! – вырвалось у меня, когда первые капли ударили по плечам.
Я стояла в лодке, взятой напрокат, посреди озера, и дрожала в тонкой флисовой куртке.
Ноябрь в этом году был особенно промозглым и ветреным. На деревьях еще кое-где держалась листва, но основная масса уже устилала землю толстым ковром. Даже на глади озера плавали листья.
Моя куртка не могла защитить от дождя. Я скрестила руки, чтобы хоть немного согреться. Солнце висело низко над горизонтом, обещая холодные сумерки. Я знала, что ночью могут быть заморозки, но когда направлялась сюда, то надеялась закончить свои дела до того, как они наступят.
И вот теперь я стояла под дождем и смотрела, как пепел медленно опускается на поверхность воды. Он покрыл ее серым налетом и медленно покачивался на волнах, не желая тонуть.
А я отчаянно торопила его, желая увидеть, как он пойдет ко дну.
Я не хотела оставаться здесь дольше необходимого. Слишком тяжело. Этот пепел, который плыл рядом с лодкой, был всем, что осталось от моей семьи. И глядя, как он медленно погружается в воду, я чувствовала, что тону вместе с ним.
Это был последний день моей жизни. Той, какой я ее всегда знала.
Последний месяц мне хотелось забиться в нору и ни с кем не общаться, пока моя боль не отпустит меня хоть немного. Но все были уверены, что я должна пройти через эту потерю, что я уже взрослая, чтобы прятаться от реальности, какой бы тяжелой она не была. И я покорно скрывала слезы, занималась похоронами, принимала фальшивые соболезнования.
Мои мать и отец погибли. Водитель фуры, заснув за рулем, просто раздавил их старенький Ford в лепешку. Я осталась одна во всем мире. А у меня не было права даже оплакать их так, как я хочу. Я должна была оплакивать их «как полагается».
Последние две недели меня осаждали кредиторы, требуя вернуть долг, который брали родители под залог дома. Я не могла его заплатить. У меня не было ни работы, ни жилья, ни каких-либо сбережений, если не считать стипендии и этого самого дома на озере.
Туда-то я и направилась, когда получила ордер на выселение.
Мы никогда не были богатой семьей, но мои родители упорно трудились, желая обеспечить мне достойную