Сборник статей. Выпуск 5. С. В. Жарникова
Передней Азии и в древности, то, судя по всему, она не входила в ареал расселения бобра.
Вяч. Вс. Иванов и Т. В. Гамкрелидзе считают, говоря о культовой роли бобра в некоторых индоевропейских традициях, что: «Эти особенности балтийской, славянской и авестийской традиций, не находящие параллелей в других индоевропейских традициях, подтверждают в культурно-историческом плане вторичность приобретения особой значимости этими видами животных, очевидно в силу изменения экологических условий обитания носителей определенных индоевропейских диалектов».
Объяснить эту ситуацию, таким образом, вряд ли возможно. Если следовать гипотезе переднеазиатской индоевропейской прародины, то для балтов и славян все вполне логично. Действительно, уйдя из своей предполагаемой «переднеазиатской прародины» на территорию Восточной Европы, эти народы могли в новых экологических условиях сделать новое для себя животное – бобра священным. Но абсолютно не ясно, каким образом бобер мог стать священным животным также и в авестийской традиции. Ведь согласно концепции Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова древние иранцы авестийского периода никуда севернее Ирана не перемещались. На просторах Восточной Европы, исходя из этой концепции, иранские народы (скифы, сарматы, и т.д.) появились не ранее 1 т.д.н.э., когда основной ритуально-мифологический блок, «Авесты» уже давно сложился.
Каким же образом в доскифском памятнике древних иранцев «Авесте» бобр стал священным животным величайшей древнейшей богини арьев Ардвисуры – Анахиты, символизирующей плодородие и изначальную водную стихию. Причем, в «Ардвисур-яште» Анахита описывается благословляющей предков арьев Яму и Парадата, одетой в шубу из шкур 300 бобриных самок, убитых, только после того, как они принесли определенное количество детенышей. Согласно авестийской традиции самцов, обладающих т.н. «бобровой струей», стимулирующей потенцию мужчин, убивать категорически запрещалось, так как это могло привести к вырождению рода арьев.
«Авеста» утверждает, что; «человек, убивший бобра, становится преступником и может быть подвержен мужскому бессилию». Возникает естественный вопрос – откуда в древнейшем индоиранском культовом памятнике такое прекрасное знание биологии животного, поклонение которому оказалось в ритуальной практике инновацией? Вновь подчеркиваем тот факт, что именно в славянской, балтийской и авестийской (т.е. 2 т.д.н.э.) традиции бобр играет важную культовую роль. Многие исследователи считали и считают весьма продуктивной концепцию древней балтославяно-индоиранской близости. Можно предположить, что балтославяно-индоиранский культ бобра мог сложиться только на тех территориях, еще не дифференцированной балтославяно-индоиранской этнолингвистической общности, где это животное обитало издревле и в значительном количестве, во-первых, и где его значение в жизни людей с глубочайшей древности было очень велико. Р. Гиршман