Хватит быть размазней. Саша Расков
Петрович поблагодарил восторженную публику, расцеловал избирательниц. Но когда закрыл дверь за последним гостем, его улыбка вдруг испарилась.
– Слышь, молодой, как тебя? – спросил Лисин.
– Вы мне? – удивился я.
– Тебе. Как зовут?
– Саша.
– Короче, Сашок, много написал?
– Двадцать две жалобы…
– Сука, бля, как они заебали! – выпалил он. – Им, тварям, скоро подыхать, а они жалуются, жалуются, жалуются…
Этого не могло быть! Я не верил ушам!
– Ладно, короче, собирай манатки и домой. Перепечатай эту ересь, потом отправь Женьку. Всё ясно?
– Ясно, – выдавил я.
Депутат открыл дверь, обернулся:
– Ты хоть и глухой, но вроде ответственный. Приходи в среду – поищем тебе работу.
Выполняя распоряжение, я собрал сумку, выскочил на улицу. По дороге домой искал мусорку. А когда нашёл – выкинул блокнот.
Бутылку мне так и не отдали.
Давай устроим скандал
Солнечные лучи освещали её макушку так, что казалось, будто вокруг головы образовался нимб мученицы. Её распухшие от переживаний глаза выдавали тоску с примесью горького сожаления. Сидя на кухне за столом напротив, я беспомощно наблюдал, как тряслись её губы. Уставший и опустошённый от гулянок назло, я хотел покаяться – за измены, за пьянки, за себя. Трудно сказать, понимала ли она природу моих поступков. Вспоминала ли, как здорово всё начиналось? Вместе, на вершине Дыхтау или на волнах Средиземного моря, мы могли бы до старости считать звёзды. Могли бы бесконечно любить, посвящая друг другу жизнь. Могли, но не стали. Наша история, подобно миллиону других, приближалась к концу. И это, честно говоря, смахивало на катастрофу.
– Может, передумаешь? – спросил я.
Промолчав, она потянулась к чашке остывшего кофе. Её тоненькие пальцы, забывшие приятную работу маникюрщиц, ухватились за ручку. Каждое движение, каждая эмоция этой девушки несли грацию и совершенство.
– Послушай…
– Саш, не нужно, – перебила она. – Мы это обсуждали. К чему повторяться?
– Ну да, – опустил голову я. – Однако у меня вопрос. Только один.
– Раз один, то давай. Спрашивай.
– Ты меня любишь? В смысле, как раньше?
Мы прожили около года, но я никогда не видел её слёз. Удивительно, как стойко она держалась. Почти месяц мы фанатично ругались, ночевали в разных комнатах и намеренно кромсали чувства. И ни капли. А тут…
– Дурак ты, Саша! – Солёная струйка побежала по её щеке. – Разве не видно?
– Да знаю, что дурак. Мне бы, ослу, подождать.
– Что было, то прошло, – спешно вытерлась она. – Кстати, я тоже хочу.
– Чего? – на секунду окрылился я.
– Задать вопрос.
– А-а, ты про это… Конечно, что угодно.
– Скажи прямо: почему? Почему ты так поступил?
Поднявшись со стула, я подошёл к вытяжке, лёгким движением толкнул пластиковый выключатель. Гул старенького вентилятора,