Нефертити. Мишель Моран
на кресле и призналась:
– Я не умею танцевать.
Он недоверчиво приподнял брови.
– Но твоя сестра чувствует себя здесь как рыба в воде, – заметил он, и мы оба посмотрели на Нефертити, которая танцевала столь беззаботно, словно мы всю жизнь провели при дворе. Панахеси перевел взгляд с нее на меня и улыбнулся: – Похоже, вы – всего лишь сводные сестры.
Я понадеялась, что румяна Ипу скрыли охватившее меня чувство унижения, и быстренько прикусила язык, чтобы не брякнуть что-нибудь резкое в ответ.
– А теперь скажи мне, – продолжал Панахеси, – имея в царском гареме сестру, за кого выйдешь замуж ты сама?
Я почувствовала, как во мне поднимается раздражение.
– Мне всего тринадцать лет.
– Разумеется, ты совсем еще маленькая.
Его взгляд скользнул по моей груди. Внезапно рядом оказалась Нефертити. Музыка закончилась.
– Да, но расцветающая женщина всяко лучше увядающего старика. – Она многозначительно взглянула на схенти Панахеси. Тут появился наш отец и занял свое место за столом.
Панахеси оттолкнул свое кресло и встал.
– Ваши дети – само очарование, – резко бросил он. – Уверен, что принц полюбит их всей душой.
Он так быстро направился прочь, что его белая накидка вздулась пузырем, и отец строго спросил:
– Что тут у вас произошло?
– Визирь… – начала было я, но Нефертити оборвала меня:
– Ничего.
Отец окинул Нефертити долгим взглядом.
– Ничего, – повторила она.
– Я предупреждал вас, чтобы вы были осторожны. Аменхотеп прислушивается к мнению Панахеси.
Нефертити воинственно вскинула подбородок, и я поняла, что ей хочется ответить: «Все изменится, когда я стану царицей». Но сестра предпочла промолчать. Но затем, окинув зал взглядом, она вдруг разволновалась.
– А где же принц?
– Пока ты пыталась очаровать визиря, он ушел.
Нефертити поникла:
– И я не познакомлюсь с ним сегодня вечером?
– Разве что он вернется, – ответил отец, и еще никогда его голос не казался мне таким глубоким и суровым. Мы были не в Ахмиме, а при дворе египетского царя, где ошибки не прощались никому.
– Быть может, он еще вернется, – неуверенно предположила я, но и отец, и Нефертити пропустили мои слова мимо ушей.
Воздух в зале пропитался мускусным ароматом вина. Кия по-прежнему пребывала в окружении женщин, своих придворных дам, кои предпочли выглядеть, как и говорила нам Ипу, в соответствии с продиктованной ею модой: облегающие платья-калазирисы*, длинные волосы и выкрашенные хной ступни. Они суетились вокруг Кии, подобно мотылькам, ведь ее пока еще небольшой округлившийся животик свидетельствовал, что именно ей, а не моей сестре, принадлежало будущее Египта.
– Здесь слишком душно, – заявила Нефертити и взяла меня за руку. – Пойдем со мной.
Отец резко предостерег нас:
– Не уходите