Соединённые пуповиной. Оскар Шульц
в воспоминания, и беседовали об оставшихся в живых родственниках старшего поколения. Мать протянула мне ключ от ящика, где отец хранил свои самые ценные документы. Здесь лежали и его дневники. Восемь переплетённых томов в твёрдых обложках, написанных от руки. В одном из них была семейная хроника, содержащая примерно 500 имён начиная с 1800 года, с информацией о рождениях, конфирмациях (первых причастиях), свадьбах и похоронах. Здесь были имена родителей, бабушек, дедушек, прабабушек и прадедушек, как со стороны отца, так и со стороны матери. Надписи очень кратко описывали биографии взрослых. Указаны были имена крёстных, супругов, свидетелей на свадьбах, тех, кто хоронил, чтобы всех их можно было найти. Остальные тома были собственно дневником отца, который он начал вести в 17 лет в 1908 г. и вёл до самой смерти.
На следующее утро я с детьми приводил двор в порядок. Они разгребали пепел в саду, когда обнаружили недогоревшие части чемодана и несколько сильно повреждённых огнём тетрадей. Как оказалось, нижняя часть чемодана и его содержимое сгорели не полностью.
Я попытался прочитать эти тетради, но все они были написаны готическим шрифтом, я ничего не разобрал. Вначале я подумал, что это почерк отца, но потом убедился в обратном. Значит, неизвестная рукопись? Одновременно появилось много вопросов: “Кто автор этой рукописи? Почему я должен был сжечь эти таинственные записи? Почему отец их не сжёг, когда был ещё в состоянии сам сделать это? Почему он принял это решение в последние часы своей жизни?” Понятно было одно, что он знал содержание рукописи, но не хотел допустить, чтобы мы, его дети, тоже с ней ознакомились. Слишком много вопросов.
Наша мать тоже не могла ответить на поставленные вопросы. Она считала, что отец хранил там какие-то ценные документы или книги, и поэтому поднял чемодан наверх подальше от её праздного любопытства. Книг в доме всегда было очень много, и они часто были причиной конфликтов между родителями: протирание от пыли, упаковка и распаковка при переездах особенно раздражали мать, потому что ей приходилось жертвовать своими бытовыми приборами, чтобы освободить место для книг.
Так появилась загадка, которую мы попытались разрешить. Но вначале нам следовало определиться, имеем ли мы право читать рукописи, так как я дал отцу слово чести, что обязательно выполню его последнее желание. Обсуждение было довольно острым и потребовалось немало времени, пока мы, наконец, не пришли ко всеобщему решению: “Я чистосердечно исполнил волю отца, но некоторые рукописи сохранились по воле случая. Поэтому мы имеем полное право рассматривать их как случайную находку и ознакомиться с их содержанием”.
Моя мать и старшая сестра Фрида умели читать книги, напечатанные готическим шрифтом, но выцветшие письмена готическими буквами они разобрать не смогли. Разве только немного. Одна из тетрадей была датирована 1723 годом и начиналась примерно так: “Я, Кристофер, сын Клауса, потомок Берна Кригера, 26 лет от роду, получил от своего отца поручение записать историю нашей семьи на немецком языке…” В другом