Жених с приданым. Надежда Георгиевна Нелидова
еме Ridero
ДОСТАВКА САХАРА НАСЕЛЕНИЮ
Ольга Анатольевна не любила зеркал. Проходила мимо них стремительно, создавая за собой сквознячок. По ее мнению, зеркал в их квартире было больше необходимого раз в двадцать, хоть балет-классы открывай.
Без зеркал не могла представить свою жизнь дочь Ольги Анатольевны, девятнадцатилетняя Наташа. Зеркала каждую секунду напоминали Наташе, чтобы она ни на миг не расслаблялась, ходила натянутая как струнка.
С ее фигуркой, как у Венеры Боттичелли, этого не трудно было добиться: покатые, бессильно опущенные, как у подбитой птицы, плечики, фарфоровая чаша живота, выглядывающая из-за топика. Изумленно распахнутый взгляд прозрачно-виноградных глаз и припухшие, как от поцелуев взасос (а может, и от поцелуев, пора уже) верхней губки.
Свои длинные волосы после ванны на ночь она заплетала во множество косичек. А утром распускала и несла на голове упруго подрагивающее золотое чудо на обозрение смертным.
За волосами она ухаживала самозабвенно, за волосами – и ногтями. Выпадение волоса или поломка розового ноготка для нее равнялось вселенской катастрофе, становилось поводом для тихих глубоких слез. Ольга Анатольевна умилялась, но умиление маскировала под грубоватыми окриками. Сама она стриглась коротко, и даже после дорогой парикмахерской ее вихры выбивались из модельной стрижки, по-мальчишески своевольничали.
Ольга Анатольевна выросла в деревне. Рабочей силой в их маленькой семье были она да мать. Малолеткой таскала на себе навоз, картошку, дрова. Оттого, наверно, выросла коренастой, плечистой, по-мужски срубленной книзу: ни талии, ни бедер, ни попы. Вся ушла, втянулась в могучие плечи и бюст. И росту Бог не дал, но держалась прямо, подбородок вскидывала высоко, на собеседников смотрела с прищуром.
Ходила всегда на самом высоком каблуке, даже дома носила босоножки на огромной платформе. Вот и сейчас шла в струящемся шелковом халате, стреляла пробковыми подошвами, как гейша.
В коридоре домработница Люда тащила огромный красный чемодан: через два дня семья собиралась на Сейшелы. Люда тоже была похожа на Венеру, но похуже: тощенькая такая, пожившая Венерка. И хотя рассказывают всякое об отношениях домработниц с мужьями, Ольга Анатольевна в пику, демонстративно могла позволить себе молодую и интересную домработницу.
Хотя это еще вопрос, об интересности. Если в женщине важна изюминка, то в Ольге Анатольевна отборного, сочнейшего изюму был заложен пуд. Иначе разве предпочел бы в свое время толковый (и самый успешный, как позже выяснилось) парень на их экономическом факультете высокомерным городским студенткам маленькую деревенскую Олечку?
ОЛЕГ сидел в постели, опираясь на подушки (он приболел), разговаривал по телефону. Когда закончил переговоры, жена пальчиком протолкнула таблетку в мохнатый мужнин рот, налила в чашку из термоса дымящееся какао.
В полутьме спальни работал телевизор с почти выключенным звуком. Шли новости: показывали бегущих людей, нагромождения бетонных плит и скрученной арматуры, крупным планом – перекошенное от плача лицо косматой женщины в сбившемся платке.
Хорошенькая дикторша была в продуманном трауре. Значит, очередной террористический акт.
– Колючий какой… Олег, вот тебе новость. Ты только не волнуйся, хорошо? У тебя сердце… Наташка замуж собралась. За грузчика, – добавила она поспешно.
– За кого, за кого?!
– За грузчика сахара. Доставка сахара населению.
Интересно, откуда в их доме взялся грузчик сахарного песка?! Да все эта вертихвостка Люда. На выходные отпросила шофера (с которым у домработницы давние шуры-муры), чтоб увезти матери в деревню мешок песку перед осенним подорожанием. Вышла какая-то не состыковка, она выпросила у Ольги разрешения постоять ее мешку в прихожей до вечера.
Ну вот. Сама, конечно, куда-то усвистала, и дверь молодому грузчику открыла Наташка. Они поболтали и вечером договорились встретиться. А утром она сообщила матери, что выходит замуж. Да, за грузчика. Нет, все обдумано, решено и обжалованию не подлежит. Если не сейчас, то никогда, на всю жизнь останется старой девой. Так и сказала. Ты же знаешь ее характер.
Их маленький кактусеныш Наташка… Светловолосая, с высоким чистым лбом, пушистая, колючая, как детеныш кактуса. Пугает, топорщится, а колючки мяконькие. Недотрога, мужененавистница, брезгуша…
– Бред какой, – сказал Олег. Его обычно непроницаемые глаза быстро мигали за стеклами. – Ты его видела?
– Представь себе, видела. И поняла Наташку.
– Бред какой. И ты туда же.
Да, туда же… Когда она открыла дверь на звонок, и громадного роста и сложения юноша учтиво сдернул кепку и прижал ее к груди, к коричневому вельвету старой куртки…
То ли вот этой штопаной вельветовой курточкой, то ли особенным старомодным манером зачесанными кзади волосами, то ли еще чем – он показался ей довоенным мальчиком: из тех, что ушли в июне 41-го и погибли в первой волне.
Ольга