Январежки. Мария Фомальгаут

      Опять не то.

      А вот. Снег. Фонарь скрипит на ветру. Ночь. Свет фонаря, подвешенного у окна падает в комнату. Я люблю такой свет.

      Сегодня её убьют.

      Я приказал.

      Сегодня.

      Вечером.

      К дому подъезжает экипаж, поскрипывает колесами.

      Или нет – шорох шин, глохнет двигатель.

      Хлопает дверца.

      Или фыркают кони.

      Звенит колокольчик.

      Или звонок.

      Слуга открывает двери, с улицы доносится цокот копыт или шорох шин.

      Я не знаю этого человека, который вошел, я вижу его первый раз.

      Кланяется.

      – Вам ни о чем не говорит эта книга?

      Смотрю на фолиант в его руках, думаю, где тут подвох, или книжка отравлена, или бомба там какая, или…

      – Возьмите…

      Отступаю назад:

      – Отравлена?

      Он вздрагивает, будто я его оскорбил до глубины души.

      – Эх вы… ну ладно… сам открою…

      Кладет книгу на журнальный столик, показывает мне страницы. Думаю, что со мной будет, если прочитаю.

      …что будет…

      …наконец, поднимаю голову от книги.

      – Это… это же выдумка, не так ли?

      – Отнюдь.

      Я презрительно фыркаю – там, где за окном стук копыт и поскрипывание экипажей.

      Я верю – там, где шорох шин за окнами.

      – Вы… вы убьете её? – спрашивает гость там, где скрипят экипажи.

      И там, где шорох шин, он тоже спрашивает:

      – Вы убьете её?

      Я отвечаю:

      – Она уже мертва.

      Там. Где цокот копыт за окном.

      А там, где шорох шин, я жадно вчитываюсь в книгу, я вспоминаю, кто я такой, что я такое, впервые за столько лет – вспоминаю…

      Сжимается сердце.

      – Где… где она?

      Гость пожимает плечами:

      – Вы знаете.

      Скорее… скорее к ней…

      Холод улицы.

      Морось дождя.

      Скрип фонаря на ветру.

      Хлопает дверца машины.

      Рычит мотор.

      Я тороплю гостя за рулем, я боюсь не успеть.

      Взлетаю по ступенькам.

      Распахиваю дверь, кричу что-то, не пей, не пей, вино отравлено…

      Она оборачивается, и…

      …нет, тогда у нас все равно не получилось встретиться. Потому что в этот момент наш город – со скрипучими фонарями, с шорохом шин, с моросящим дождем – был разрушен одним ударом войны, которая началась третьего августа…

      …нет, она началась намного раньше, выкипала, вызревала в жерновах истории, самое досадное – она проросла из одной из моих книг…

      А в той эпохе, где скрипели экипажи и фыркали лошади, я сказал:

      – Она уже мертва.

      И сам упал замертво.

      Потому что она – это я.