Слышишь эту музыку? Стихи не на каждый день. Сергей Степанов-Прошельцев

      Не жал комбат мне руку напоследок —

      он, как ищейка, шёл за мной по следу,

      хотел в дисбат отправить, на курорт.

      Но я слинял. Я в поезд сел, что в девять

      и ничего, увы, не мог поделать

      с улыбкой, что растягивала рот.

      Я ехал долго. Были пересадки,

      а за окном столбы играли в салки,

      мое воображение дразня,

      и в этом ритме ровного движенья

      происходило к дому приближенье,

      и замирало сердце у меня.

      Восторг крепчал. Стремительнее пули

      я вылетел, хмелея от июля,

      лицо сияло, словно лунный диск.

      Задев мешок, свалив какой-то ящик,

      я отыскал автобус проходящий

      с табличкой «Элиста—Невинномысск».

      Урчал мотор. Я отодвинул штору —

      и дух перехватило от простора

      холмистого. Не верилось глазам.

      То делалось мне холодно, то жарко:

      мелькали Извещательный, Татарка,

      и, наконец, он показался сам.

      Здесь, у подножья Комсомольской горки,

      повеял ветер влажновато-горький —

      он был упруг, как в градуснике ртуть.

      Он был отнюдь не робкого десятка —

      он Пушкину распахивал крылатку,

      такой же странник, чей неведом путь.

      И в непрерывном колыханье веток

      я обнимал тот непослушный ветер,

      и были с ним мы лучшие друзья.

      Он подсказал мне, этот ветер шалый:

      есть города прекраснее, пожалуй,

      но есть такие, без каких нельзя.

      * * *

      На исходе сентябрьских дней

      я пойму среди листьев балета,

      что с годами твой образ бледней,

      словно месяц с лучами рассвета.

      С той поры не один уже год

      город прячется в жёлтые шали,

      и сквозь листьев прощальный полёт

      я прощаю всех, кто не прощали.

      Всех, кому не дарил я тепла…

      Велики эти скорбные списки.

      Осень, как кредитор, сберегла

      все мои долговые расписки.

      А вокруг – безответная ночь.

      дожидаюсь рассвета, как чуда.

      Ну, кому бы, кому бы помочь,

      если помощи нет ниоткуда?

      * * *

      Конус часовни. Слева

      ржавой ограды копья.

      Кладбище. Запах тлена.

      Склепы. Кресты. Надгробья.

      В этом покое вечном

      девочка в платье белом

      весело и беспечно

      «классики» чертит мелом.

      Патина в прутьях сквера.

      Глупых синиц усердье…

      Как ты наивна, вера

      в собственное бессмертье!

      Нам никуда не деться:

      обречены с рожденья.

      Боже, продли нам детства

      сладкое