Хроники Смуты. Юность царицы. Наталия Владимировна Эйльбарт
чтобы эта реконструкция получилась, нужно изучить много источников ушедшей эпохи: документов, картин, литературных прозаических и поэтических произведений. Как профессиональный историк, я много лет пыталась ответить на многочисленные вопросы, которые ставило передо мной изучение истории Смуты на Руси и русских самозванцев-Лжедмитриев. И делала это путем сухого научного повествования, в строгих документальных рамках. Однако со временем поняла, что, имея безусловную ценность для развития исторической науки, такое изложение никогда не сможет в достаточной степени учесть всего многообразия проявления характера той или иной исторической личности, не проанализирует и не объяснит с точки зрения исторической психологии ее поступков и мотивации. Тем более научный жанр никогда ярко не обрисует наших героев в живых исторических интерьерах, не покажет их повседневного жизненного общения, не сможет в полном объеме отразить их взаимоотношений друг с другом. Все это, однако, подвластно решению в художественном повествовании, и, по моему глубокому убеждению, исторические повести, рассказы или романы-реконструкции, созданные на серьезной основе в виде разного рода источников, должны восприниматься исторической наукой не как антагонисты, но как дополнение к работам, выполненным в строго научном жанре. Словом, как говорил Карамзин: «Выбрать, одушевить, раскрасить», или, другими словами, придать объемы плоской конструкции, что я, собственно, и сделала, желая проникнуть в самые сокровенные уголки души персонажей.
Разумеется, в данной повести-реконструкции я постаралась ограничиться минимумом художественного вымысла и прибегала к нему лишь тогда, когда дошедшие до нас источники не позволяли подробно и качественно воссоздать тот или иной предмет. Прибавлю, что здесь нет вымышленных героев и нет ни одной вымышленной поэтической цитаты. Даже создавая диалоги, я старалась придерживаться особенностей речи того времени. Касается это, в частности, польских персонажей, а имеющийся опыт изучения старинных польских и русских документов весьма помог мне в этом. Хочу подчеркнуть, что воссоздание исторического фона, на котором разворачивались страсти с участием наших героев, дело весьма непростое, оно требует разностороннего знания контекста эпохи, изучение же этого контекста заняло многие годы.
Меня всегда удивляли писатели и киносценаристы, пытавшиеся в своих произведениях подменить художественным вымыслом подлинные факты или события. Смутное время совершенно не нуждается в такой подмене, ибо сама история написала настолько увлекательный, «шекспировский» сценарий случившегося, что любой искусственный вымысел на фоне этого грандиозного «природного» явления кажется слабым и ничтожным. Задача художника заключается только в том, чтобы обновить краски, поблекшие за пылью веков, а не уничтожать их, «замазывая» современными штрихами.
Смута была не только разорительной трагедией и чередой обманов, но и временем упущенных исторических возможностей. Герои ее не были святыми, впрочем, как и не были злодеями. Они жили и действовали в рамках психологии и культуры своего времени, словом, они были только людьми, неожиданно для себя попавшими в стихию непредсказуемого водоворота истории, и пробовали взобраться на вершину исторической волны кто как мог и как умел, влекомые честолюбием человеческой натуры. В итоге многие из тех, кто мыслил себя хозяевами жизни и истории, оказались ее жертвами и ее рабами. Повесть, которую ты держишь в руках, является первой из задуманного мной цикла исторических повестей-реконструкций о русской Смуте. Надеюсь, эта история не утомит тебя, она живая, увлекательная и простая.
Глава 1
Вишневая ветка
Обрамленная чуть припорошенными снегом берегами, река Стрвяж медленно несла свои воды к Днестру, минуя по пути бесчисленные поля, перелески и деревни, извилисто петляя временами у подножия невысоких гор. Встала на пути ее и серая громада Ляшецкого замка, нависающая над убогими, крытыми соломой крестьянскими домами, будто муравьи облепившими массивные валы, служащие ему опорой. Зима этого года выдалась теплой и дождливой, так что обманутая ею Флора продолжала одаривать смертных своими плодами: поля большей частью продолжали зеленеть, кое-где расцветали цветы, а ветви яблоневых и грушевых деревьев в саду за стенами замка хоть и потеряли уже листву, однако гнулись под тяжестью сочных и крупных плодов.
В замке готовились встречать Рождество. Уже минули дни святого Николая и святой Луции, заканчивалась третья неделя адвента, и все вокруг дышало радостным ожиданием предстоящего праздника: многочисленная прислуга обоего пола, тихо напевая рождественские колядки, подметала обширный двор, выбивала дорогие французские и голландские шпалеры и персидские ковры, чистила канделябры и посуду. Повсюду в комнатах и залах с потолков наподобие светильников свисали круглые еловые венки, искусно переплетенные красными лентами и украшенные шишками, в которые теперь вставляли третью свечу, символизирующую христианскую любовь.
Всей этой суетой каждодневно руководила хозяйка – пани Ядвига Мнишек, вместе с двумя младшими дочерьми, семнадцатилетней Мариной и десятилетней Ефросиной, отдавая многочисленные приказания и бдительно следя за их исполнением. Она была уже немолода, однако все